IPB

( | )

Rambler's Top100
Подписка на новости портала Цитадель Олмера
Правила Литфорума
Незнание не освобождает от ответственности.
Об аварии на сервере
Хедин тогда вряд ли сознательно противопоставлял себя Молодым Богам...
Анонимный Маймонид
 Forum Rules 
3 V  < 1 2 3 >  
Reply to this topicStart new topic
ГБ2. Начало., Отрывки из разных линий.
V
Анонимный Маймон...
11 February 2014, 22:28
#11


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


Пепел Асгарда

Митгард.
Незадолго до Боргильдовой Битвы.
Восточный Хьёрвард, фиорды на Море Ярлов.

— Смотри, Локи, там, кажется, какое-то празднество.
— Угу. Пиво наверняка свежее…
— Х-ха. Пиво. Как там сказано у скальдов?
Меньше от пива
пользы бывает,
чем думают многие;
чем больше ты пьешь,
тем меньше покорен
твой разум тебе .

— У скальдов! Великий Óдин, Отец Богов, скромничает. Не пристало могучему Асу скрывать, что эта виса — его собственная. Не Браги, а твоя, мой названный старший брат.
— Ну, может, и моя, коль уж ты так настаиваешь. Но я не гонюсь за славой, хитроумный наш Локи.
— «Не гонюсь за славой» — сказал кто?! Ой, держите меня, сейчас лопну от смеха.
— Скорее уж Тор поймает тебя и тогда уж ты точно лопнешь, если только он прознает про твои шашни с его женой, Сиф.
— Не виноват я! — почти искренне возмутился бог огня. — Это вс] она, она первая начала! Сама учинила! Мол, Тор пренебрегает ей, общество его молота, видать, ему желанней, чем её ласки, вечно пропадает он где-то на востоке, и постель бедняжки Сиф холодна!
— Ты, острословец, всегда найдёшь чем отпереться. Впрочем, смотри — там, похоже, не просто ярмарка! Оно и верно, какие торжища по весне-то…
Локи враз посерьезнел.
— Пиво там точно есть, правда, чую я и кое-что ещё…
Двое асов, отец богов Óдин и хитроумный бог огня Локи, по обыкновению, странствовали вдвоём, приняв обличие бедных путников. Правда, с волшебным копьём Гунгнир, что не знало промаха, Óдин так и не расстался. А вот Локи и вовсе не взял с собой никакого оружия — зачем, если в его власти вся разрушительная мощь огненной стихии? Капюшон Локи откинул, ярко-рыжие волосы трепал весёлый весенний ветер. Пахло морем, распускающимися почками, поднимающейся травой; на большой дороге скрипели колёса, а от недальних фиордов поднимался щекочущий ноздри воинов запах смолы — ярлы готовили боевые драккары к скорым походам.
Такова правда жизни — сильный утверждает своё право, и слабый должен или обрести силу сам, или прислуживать сильному. Иного не дано. У зверей лишь лучшие из лучших оставляют потомство, не давая выродиться породе; и у людей право длить свой род тоже добывается одним лишь оружием. Так было, так будет. Жестоко время Древних Богов, и не знают они иного склада. Ведь иначе нельзя — болезни выкосят те рода, где не знают сурового закона жизни, их угодья отойдут иным, кто сильнее. И, сколь бы ни молили слабые о спасении, ответ им будет лишь один — стань сильнее.
— Так что ж это за празднество такое, Отец Богов? — Локи прищурился, глядя на обширную площадь, со всех сторон окружённую торговыми рядами. Перекрёсток дорог, бойкое место, однако никто пока не возвёл здесь городских стен, не наложил лапу на этот рынок и не начал собирать мыто.
Но сейчас здесь собирались явно не торговать. Большая и шумная толпа окружала высокие повозки с водружёнными на них клетками, свистела, улюлюкала, гыгыкала и вообще всячески изъявляла восторг пополам с нетерпением. Большей частью здесь собрались простые пахари, смешавшись с ремесленниками; среди них затесались и дружинники ярлов; эти отличались ростом, статью и оружием. С мечами или боевыми топорами ходили почти все мужчины, женщины — с кинжалами, но дружинник ни за что не показался бы на людях без железного шишака, кольчуги, и тяжеленой двуручной секиры.
— Зверинец странствующий, что ли? — удивился бог огня.
Óдин безмолвствовал. Он уже понял, что здесь творится. Отец Богов уже заметил клетки с не только зверьми, но и людьми.
Клетки с рабами.
Раб — не человек. Невольник, не лишившийся жизни в честном бою, выбравший позорный ошейник, недостоин Валгаллы, его ждёт тёмная пасть царства Хель. Траллсов, то есть рабов, не жалеют и не щадят. Если ты воин и тебя скрутили оглушённого — даже с голыми руками, даже связанный, бросься на пленивших и дерись вплоть до ногтей и зубов. Ты упадёшь, изрубленный, но смерть твоя окажется быстра и весела. Великий Ас, Владыка Асгарда, с почётом встретит тебя у врат Валгаллы, валькирии поднесут тебе рог с пенистым мёдом, эйнхерии примут тебя в свой круг и начнётся новая жизнь, весёлая жизнь, прекрасная жизнь истинного мужа — битвы, охоты, пиры.
И так до самого часа Последней Битвы, когда в пламени погибнет Мировое Древо, великий ясень Иггдразиль, небесный свод обрушится на землю, а суша погрузится в бездонные воды.
Умри достойно, но не смей жить рабом! Нет ничего страшнее и безысходнее вечного прозябания в Хель. Даже если ты — дева, или жена, угодившая в руки находников — сражайся такоже, всем, чем угодно, шпилькой для волос, фибулой-заколкой для плаща, ею можно выцарапать глаза насильнику. И тогда тебя за гранью смерти встретит ласковая богиня Фрейя, проведёт на свои луга, где живут немногие избранные ею жёны, те, кто пал с честью, кто заставил содрогнуться даже мужей.
А рабы и рабыни… эта доля для слабых телом и духом, для недостойных. Пример для всего народа фиордов, пример того, как нельзя жить; рабская участь несравненно, непредставимо хуже смерти.
Раб — не человек. И, следовательно, с ним можно сделать всё, что угодно.
Толпа окружала круглую арену, вбитые в землю потемневшие от времени — и не только! — столбы в целый обхват. Меж ними набиты внушительной толщины жерди, натянуты сети, сплетённые из канатов в руку взрослого человека.
Не требовалось особой мудрости, дабы понять, что тут затевается.
— Смотри, Отец Богов, у них тут даже драконейт!
— Смелые люди, однако, владеют сим зверинцем, — отозвался Старый Хрофт, глядя на злобную морду страшилища и клыкастую пасть. Зубы неостановимо грызли и грызли железо прутьев, с отвислых чёрных губ на пол из не ошкуренного горбыля капала зеленоватая пенящаяся слюна.
— Да, смелые, — согласился Локи. — Это ж надо — подобраться к самому гнезду, дождаться, пока мать не начнёт выгонять тех, кому никогда уже не сделаться настоящим драконом, выследить, изловить, укротить и удержать в клетке… Не каждому ётуну под силу!
Óдин молча кивнул. Он уже почти наяву видел ожидающую рабов участь — быть сожранными на арене на потеху предвкушающей кровавое зрелище толпы.
Однако ни Локи, ни сам владыка Асгарда и пальцем не пошевелили, чтобы помочь несчастным. Это людские дела. Каждый из невольников имел выбор — умереть в бою или жить презренным рабом. Кто сам отверг Валгаллу — или поля Фрейи— того нечего жалеть и такому незачем помогать.
Потом возле арены появились зазывалы, хотя народ и так клубился вокруг, словно пчелиный рой возле дупла с медовыми сотами. Óдин не прислушивался — какое ему дело?
— Ас воронов, — Локи вдруг потянул его за плащ. — Ты хочешь идти? Я думал слегка задержаться.
— Зачем? — поморщился Óдин. Кровавые забавы людей его не прельщали, в Асгарде не случалось ничего подобного, его обитатели предпочитали охоту.
— Хочу взглянуть на тех, кому предстоит тут сразиться. Кто знает, может, и сыщется достойный, угодивший в рабы по злой судьбе?
Óдин поднял правую бровь.
— Я знаю, я знаю, — заторопился бог огня. — Каждый из них имел и до сих пор имеет выбор. Но всё-таки… я хочу глянуть.
Владыка Асгарда усмехнулся.
— Небось заприметил там какую-нибудь красотку? Ох, Локи, Локи, и зачем я только отдал за тебя замуж бедняжку Сигюн…
Против ожиданий, бог огня вдруг потупился.
— Такова уж моя природа, — развёл он руками чуть ли не виновато.
Óдин только покачал головой.
— Я не судья моему названному брату.
— До срока, — криво и бледно ухмыльнулся бог огня.
— Да, — сурово ответил Óдин. — До срока, Локи. Так изрекла вёльва и слово её нерушимо.
— Иногда я думаю, — полушёпотом проговорил бог огня, — иногда я думаю, что случится с пророчеством, если я, скажем, погибну до срока? Если я не стану поднимать великанов Йотунхейма и Муспелля на войну против Асгарда? Что, если какое-нибудь неведомое чудище в наших с тобой странствиях, старший брат, окажется сильнее?
— Едва ли сыщется такое, что сможет одолеть нас двоих, Локи, брат мой.
— Спасибо, что по-прежнему зовёшь меня так.
— И буду звать. До самого последнего дня . Но что же — ты желаешь смотреть? Будь по-твоему, Локи, но не зови меня присоединиться к тебе.
— Отчего же? — пожал плечами бог огня. — Это Митгард, это люди, твои излюбленные дети, твоё творение…
Óдин лишь покачал головой.
— Пусть эта сказка — про то, как людей сотворили из ясеня и ивы — останется уделом скальдов. Ты же знаешь, как всё случилось на самом деле, Локи.
— Ты дал им законы, ты одаривал и карал, Óдин, брат мой. Поэтому они — твои дети, ибо ты растил их, как строгий отец растит сыновей и дочерей.
— Ловкость твоего языка известна всему Митгарду, Локи.
— Тут не требуется никакой ловкости, — возразил бог огня. — Люди поклоняются тебе, Ас воронов, возводят тебе храмы, возносят к тебе свои молитвы, прося заступничества и помощи. Так почему же ты отворачиваешься от их развлечений? Люди таковы, какими их сделал твой порядок, брат мой.
— В твоих словах есть истина, брат, — медленно сказал Óдин, не сводя с Локи своего единственного глаза. — Я останусь. И, клянусь свои собственным копьём, если среди рабов окажется такой, что не падёт на колени, моля о пощаде, но станет биться доблестно, я сам встречу его на пороге Валгаллы, и сам поднесу ему первый рог с мёдом.
— Слова истинно великого Аса, — поклонился Локи.
Óдин лишь нахмурился и ничего не ответил.
Тем временем рабов и в самом деле вывели из тесных клеток. Было их чуть больше дюжины, грязные и исхудавшие люди, мужчины и женщины — вперемешку.
Они сбились в кучу, прижимаясь к брёвнам ограды. Мужчина с косматой бородой и в одной лишь измаранной набедренной повязке, жутко завывая, бросился на частокол, попытавшись вскарабкаться по жердинам; получил в межреберье тупым концом копья от стражника и, хрипя, сполз вниз. На губах его проступила пена, словно у бесноватого.
— Нет, Валгалла его не ждёт, это точно, — покачал головой бог огня.
Надрывались зазывалы, звенели монеты, меняя владельцев, толпа сгущалась, напирая.
— Смотри, брат мой, — Локи слегка толкнул Óдин в бок.
Над кучкой прижимающихся друг к другу невольников, словно башня, возвышалась молодая женщина, настоящая богатырка; в жилах её наверняка можно было отыскать примесь крови ётунов. Широкие скулы, широкие же плечи, руки, бугрящиеся мускулами, высокая грудь. К ней прижималась совсем юная девушка, ростом едва достигая локтя богатырки. Силачка обнимала её одной рукой, растерянно озираясь по сторонам, словно не понимая, как очутилась здесь и что тут делает.
А потом на арене появился недодракон. Драконейт, отброс гордого драконьего племени, изгнанный из гнезда собственной матерью и угодивший в лапы поимщикам-людям. Грязно-серо-зелёная чешуя, огромный ошейник чёрного железа с шипами — острия внутрь; многих чешуй не хватает, видны следы ожогов и ударов. На лапах — толстенные браслеты от кандалов. Когти для пущего устрашения тоже окованы железом, хотя никакой нужды в том не имелось — даже у недодраконов когти острее и крепче любой человеческой стали.
Прислужник взобрался на подмостки, с натугой перевалил через верх груду ржавого оружия — копья, секиры, рогатины, несколько мечей. Толпа заголосила.
Недодракон повёл рогатой башкой, всхрапнул. Маленькие глазки наливались алым — он был голоден и зол. Слушать что-либо кроме собственного желудка он не мог, за что мать в своё время и выкинула его из гнезда.
Драконы — нежнейшие родители тем из своих детей, кто способен встать рядом с ними или превзойти их, но совершенно безжалостны к «недотыкомкам».
Невольники вопили, кто-то пытался карабкаться по жердям ограды — стражники спихивали таких вниз. Никто даже не попытался схватиться за сброшенное на арену оружие, даже для того, чтобы дать отпор хотя бы наёмникам хозяев арены.
Óдин искоса взглянул на бога огня — тот неотрывно вперялся в богатырского сложения молодуху, губы Локи шевелились, и Старый Хрофт разобрал «ну, давай же, давай, ты же можешь!»
Но девушка лишь хлопала длинными ресницами, крепко прижимая к себе не то подругу, не то младшую сестру — и ничего не делала.
Зрители свистели и улюлюкали. Кто-то швырнул в невольников ком грязи — собравшиеся жаждали боя, а не просто кровавого пиршества для недодракона.
— Сражайтесь! — сжав кулаки, прошипел бог огня.
— Ты не можешь вложить собственное сердце тем, кто его лишился, — сурово заметил Отец Богов. — Я поклялся тебе, что тотчас возьму в Валгаллу храбро сражавшегося, но сейчас добавлю — если хоть один из них окажется достоин моих залов, остальные отправятся к Фрейе. Не в Хель. Хотя это и не в моих правилах.
Óдин едва не добавил «и может нам дорого обойтись», но вовремя удержался. Не с богом огня говорить на подобные темы.
Глаза Локи расширились.
— У нас каждый бьётся за себя. Смерть настигнет любого, и умрёт каждый, сражаясь с ней за собственное посмертие. Храбрость и доблесть одного не искупят трусости или низости других. В этом — высшая справедливость, Ас Воронов.
— Я знаю! — Óдин досадливо оборвал названного брата. — Но сейчас… я вижу… я чувствую…
— Ты разрешаешь мне им помочь? — почти взмолился бог огня. — Подсказать… подбодрить… самую малость?
— Да, тебе, Локи, и впрямь всегда нравились великанши. При Рагнаради мне придётся ответить и за слёзы Сигюн. Я выдал её за тебя замуж, в надежде, что её кротость и доброта улучшат твой нрав, но, как видно, ошибся.
Локи покраснел, несмотря все свои удаль и ухарство.
— Не разрешаю! — отрезал Óдин, не обращая внимания на умоляющий взгляд бога огня. — Валгаллу себе и спасение от Хель другим кто-то из них может заслужить лишь сам.
Сын Лаувейи отрывисто кивнул и отвернулся.
Недодракон тем временем не торопился. Несмотря на голод, он пусть и тупой башкой, но понимал, что жертвам никуда не деться с тесной огороженной арены, и, наверное, хотел растянуть удовольствие. К жертвам он приближался не спеша, широкими кругами, щёлкал челюстями, тянулся скрюченными передними лапами — и отдёргивался, словно чего-то испугавшись. Клыкастая пасть при этом кривилась в подобии жуткой усмешки.
— Несчастный, — вдруг сказал Локи.
— Что-то? — не поверил своим ушам Óдин. Бог огня к сочувствию и состраданию, и тем более чудовищному недодракону, недостойному высокой чести принадлежать к волшебному драконьему племени, был никак не способен.
— Несчастный, — повторил бог огня. — Его собственная мать отреклась от него. Его отец — жесток и бессердечен, сыновья для него — поленья в костре его гордыни, предмет хвастовства перед другими. Он изгнан своим родом, лишён свободы…
Óдин усмехнулся.
— Драконы жестоки, но справедливы. Равный шанс даётся каждому.
Локи не ответил.
Недодракон тем временем подобрался совсем близко. Постоял, раскачиваясь на мощных задних лапах, один удар которых опрокинул бы повозку, доверху гружённую камнем. И — готов был поклясться Óдин — со злым торжеством поглядел вниз, на так и оставшееся валяться ржавое оружие, к которому не потянулась ни одна рука.
Губы бога огня сжались.
Богатырка, к которой всё теснее жалась её юная не то младшая сестрёнка, не то подружка, с прежней растерянностью глядела на неспешно приближающегося недодракона.
«Ну, чего же ты?!» — с горечью подумал Óдин. — «Ты сильна. Тебе нечего терять, а обрести можешь поистине многое. Другие невольники, эвон, падают окарачь, вопят и рыдают, кое-кто так и вовсе обмочился от страха. Ты щедро одарена силой, что же ты медлишь, чего ждёшь? Спасения нет, ему неоткуда взяться. Хозяева арены не оттащат голодного драконейта. Всемогущие боги не спустятся с огненного моста, чтобы защитить невинных — невинные должны защищаться сами или искать защитников.
Так было, так есть, так будет.
Прижимавшаяся к богатырке девушка заглянула той в глаза, словно что-то безмолвно спрашивая.
Та не ответила, только втянула голову в плечи и зажмурилась.
Óдин видел, как у девушки сжались кулаки. Медленно, словно продираясь сквозь болотную жижу, она шагнула навстречу недодракону, навстречу его голодному взгляду и ждущей пасти. Она не нагибалась, чтобы подобрать оружие, она просто шла.
— Безумная,— услыхал Óдин горячий шёпот Локи.
«Да», скорбно подумал Отец Богов. Безумная. Она ничего не сделает драконейту, не задержит его даже и на миг. Если только, конечно, не принадлежит к роду ведьм.
Но ведьма едва ли оказалась бы во столь жалком положении. Она освободилась бы куда раньше, попросту перебив стражу и обратив во прах все и всяческие частоколы.
Нет, скорее всего, у бедняжки просто помутился рассудок. И неудивительно, смерть от клыков и когтей недодракона трудно назвать лёгкой или почётной.
Однако она шла. Прикусив нижнюю губу и сжав кулачки, шла, глядя прямо в мутные буркала драконейта.
Отец Дружин сам ощутил, как деревенеют скулы. Иные забавы у людей и в самом деле… не слишком их достойны.
Остальные рабы окарачь расползались в разные стороны, словно это могло им хоть как-то помочь. Может, уверовали, что недодракон насытится одной лишь девчонкой и «не тронет» остальных?
Наивные и злые глупцы. Никто из вас не достоин даже полей Фрейи, с неприязнью подумал Отец Богов.
Богатырка подняла голову. Подбородок у неё трясся, руки дрожали крупной дрожью.
— Има!
Вставшая навстречу драконейту девушка не обернулась.
Богатырка неуверенно шагнула следом. На валявшееся под ногами оружие она даже не взглянула.
Локи с шипением втянул воздух сквозь сжатые зубы.
Девушка остановилась перед драконейтом. Смешно склонила голову набок.
— Ты ведь хороший? Правда, ты ведь хороший? Просто ты голодный и тебе больно…
Драконейт попятился. В полудетском голоске крылась неведомая сила, словно сталь меча в неказистых ножнах.
Однако, подавшись было назад, недодракон быстро пришёл в себя. Голод побеждал, он гнал страшилище вперёд, не давая опомниться.
Уродливая серо-зелёная чешуйчатая башка мотнулась из стороны в сторону, челюсти клацнули.
Взмах когтистой лапы — и девушка отлетела к частоколу. Она не вскрикнула, несмотря на обагрившееся кровью плечо.
— Хьёнлун! — богатырка вскинулась, стряхивая оцепенение. Отшвырнула одного невольника, отпихнула другого, бросаясь к упавшей.
В маленьких заплывающих глазках недодракона мелькнуло нечто, похожее на интерес. Не обращая внимания на расползающихся кто куда рабов, драконейт повернулся, чешуйчатые губы растянулись в жутком подобии улыбки, обнажая клыки и бледные дёсны.
Богатырка не смотрела на чудище, она рухнула на колени прямо в пыль подле упавшей Хьёнлун.
Драконейт нависал над ними, с губ стекала тягучая слюна, отвисая до самой земли. Он, похоже, в достаточной мере насладился созерцанием беспомощных жертв и теперь уже хотел просто жрать. Пасть раскрылась, когтистые лапы метнулись вперёд — но богатырка, извернувшись по-змеиному, обеими руками вцепилась в то, что можно было б назвать «запястьями» передних лап недодракона. Лицо её жутко перекосилось, нижняя челюсть вдруг выпятилась, вспухли бугры мускулов, она всем телом подалась вперёд, что было мочи отталкивая голодного драконейта от бездвижной Хьёндун.
Бог Óдин своими ушами услыхал, как захрустели кости чудовища. Он своими глазами увидел, как недодракон попытался одним движением челюстей отгрызть своей противнице голову — та опередила его, боднув лбом прямо в подбородок, да с такой силой, что пасть недодракона захлопнулась с треском, словно ломался толстенный ствол дерева.
Богатырка была не просто дочерью народа ётунов, хотя в её жилах, бесспорно, текла их кровь. Она была хексой, троллквинной, ведьмой — но особой. Сейчас сила её вырвалась на поверхность, круша и ломая посягнувшего на её спутницу драконейта; резкое движение, громкий хруст и левая лапа страшилища повисла, сломанная чуть пониже кисти. Богатырка ударила кулаком снизу вверх, под нижнюю челюсть драконейта, едва не сломав тому позвонки.
Óдин оглянулся на бога огня. Названный брат аж привстал на цыпочки, боясь упустить хоть что-то из творящегося на арене.
Однако недодракон, несмотря на повисшую лапу, не бросился наутёк, как, наверное, поступил бы любой другой зверь. В конце концов, он оставался драконом, и боевое безумие было свойственно ему не меньше, чем его полнородным собратьям.
Богатырка его успела увернуться от клацнувших челюстей, в живот ей нацелились жуткие когти левой здоровой лапы драконейта; она отдёрнулась, затрещала ткань, бок воительницы пересело четыре кровавых росчерка.
Óдин дёрнулся, словно когти полоснули его самого. Боль ворвалась, словно разбивающий ворота таран, в глазах померкло.
Он не испытывал такого с самого мига собственного жертвоприношения.
Локи вмиг оказался рядом, но Отец Дружин уже выпрямился, со свистом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Нет! Он владыка Асгарда, никто не смеет подвать ему руки или поддерживать, он сам поддерживает всех!
Богатырка тем временем держалась, несмотря на окровавленный бок. Её прямо-таки окутывала аура силы, нечеловеческой, но и не божественной — этой просто неоткуда было взяться.
Локи быстро обернулся, перехватив взгляд названного брата. Прояснился взор и самого Óдина, он видел скрытое от других, даже от хитроумного бога огня: распростёртая на утоптанной земле девушка по имени Хьёндун приподнялась на локте и с её окровавленных пальцев текло незримое нечто, текло, окутывая воительницу словно плащом, соединялось с изначально дарованное силой племени ётунов, образуя нечто новое, совершенно новое.
Ведьма, подумал Óдин. Может, из тех, кого якобы собирает и учит приснопамятная Гулльвейг, объявленная чуть ли не «матерью ведьм»?
Богатырка сражалась. Магия удесятерила её мощь, иначе она не продержалась бы против драконейна и нескольких мгновений. Никакие храбрость и мужество не способны остановить размах смертоносных когтей, и одна лишь доблесть, когда у тебя никакого оружия кроме лишь собственных рук, плохая защита от клыков.
Магия уравнивала шансы. Она не сделала воительницу неуязвимой и непобедимой. Не дала ей мощь опрокидывать горы или выдыхать огонь, иссушая целые моря. Нет, она всего лишь билась почти на равных, и тут уже могли сказать своё слово и доблесть, и мужество.
Кулак ударил драконейту под нижнюю челюсть и пасть громко щёлкнула, захлопываясь. Башка чудовища дёрнулась, недодракон невольно отшагнул назад, и богатырка ударила вновь, не обращая внимания на покрывающую костяшки собственную кровь. Драконей захрипел-зарычал, когти его чертили в пыли длинные следы, однако он не мог удержаться, он отступал, не понимая, что происходит и откуда у двуногой добычи вдруг взялась этакая силища?
Удар, удар, голова драконейта мотнулась из стороны в сторону. Кулаки воительницы разбивали чешуи знаменитой драконьей брони, вминая их в плоть, и из трещин брызнула чёрная кровь. Ещё взмах, драконейт не успевает отдёрнуться — раздаётся жуткий хруст и длинная нижняя челюсть повисает: суставы выбиты, связки и сухожилия разорваны.
Драконейту этого хватило. Он был голоден, ослепллён злобой, но жить он всё-таки хотел больше.
Собственно, это и сделало его в своё время недодраконом: истинный сын этого племени не отступил бы ни на шаг и умер бы вместе с противником.
Видя, что страшилище бежит, жалобно взвизгивая и даже не помышляя о бое, готовое колотиться о запертые ворота, дружно взвыли в восторге зрители. Теперь все подбадривали богатырку, над ареной повис неистовый рёв:
— Дави! Круши! Убивай!
Однако кто-то из хозяев этого зверинца сумел не потерять головы. В конце концов, драконейт — зверь редкий и дорогой, терять его вот просто так никто не собирался. Торопились стражники, створки со скрипом приоткрылись и скулящий, жалобно повизгивающий недодракон, точно побитый щенок, бросился к людям.
Спасите-помогите, казалось, говорила его нелепая, покалеченная морда.
Богатырка, шатаясь, остановилась посреди арены. Аура, поддерживавшаяся Хьёндун, угасала, сама девушка, наверное, не могла удерживать её долго. Перепуганные рабы зашевелились — они остались в живых, но надолго ли? Какой ещё страх и ужас выпустят на них мучители?
И даже сейчас никто из них не потянулся за оружием.
Никто.
За исключением воительницы.
Драконейта меж тем водворяли в его клетку, к нему уже спешили знатоки-врачеватели — звезду странствующего кровавого цирка следовало спасать.
— Что ты теперь скажешь, брат? — тихо проговорил Локи. — Среди них нашлось сразу двое тех, что сражались.
— Моё слово крепко, — мрачно отозвался Óдин, переводивший взгляд с богатырки на Хьёндун и обратно. — Никто из них не пал, все живы и потому вместо полей Фрейи они получат свободу.
Руны разнятся
Различья рекомых
Разное рвутся решить
— пробормотал начало одной из собственных вис Óтец Богов. Острие Гунгнира стремительно черкнуло раз, другой — и под ногами задрожала земля, словно в ужасе. Её слои и кости дрогнули, пласты вспучились, выталкивая вбитые людьми докучливые столбы и колья. Ограда арены с тресом рухнула, вздымая клубы пыли, рабы с воплями кинулись кто куда; да и зеваки как-то все вдруг разом вспомнили, что у них полно дел в совершенно иных местах.
Пыль, крики, неразбериха, беготня. И среди этого почти что первозданного хаоса на коленях стояла окровавленная богатырка, поддерживая голову Хьёнлун.
Сила больше не стекала с пальцев девушки, глаза её закрылись и ввалились, лицо посерело.
Отец Дружин остановился рядом. Гунгнир он держал остриём к земле, не пряча.
Воительница вздронула, вскинула голову. Рот её приоткрылся в немом изумлении.
— В-великий… — она поперхнулась и осеклась.
— Ты хотел проверить, узнает ли она тебя, брат? — слегка усмехнулся Локи. — Можешь быть доволен, узнала. Что дальше?
— Поднимись, достойная дева, — с должной суровостью проговорил Óдин. — Перед асами не стоит валяться в пыли или ползать на брюхе.
Хьёнлун вдруг закашлялась, тело скрутило судорогой.
— Отдала слишком много сил, — тоном знатока заметил Локи. — Брат, если ты и впрямь не хочешь заниматься её посмертием, дозволишь ли ты мне…
— Делай, что должен, Локи, — нетерпеливо бросил Отец Дружин и бог огня кивнул, даже не обидившись.
— Как имя твоё, доблестная?
Богатырка несмело приподняла взгляд. В глазах стояли слёзы.
—Сигрун, великий Ас.
— Встать, Сигрун. Сегодня ты снискала большую славу. Встать и идём отсюда. Кто тебе эта девушка, именем Хьёнлун?
— Дочь сестры моей матери.
— Кто твой отец, богатырка?
— Йотун Хримвальди отец мне, — Сигрун опустила голову. Щёки заливала краска. — Моя мать бежала, не желая обручения с нелюбимым. Заблудилась в глухом зимнем лесу. Великан Хримвальди спас её, но… потребовал платы.
— Не раз сражался я с ётунами севера, не раз довелось мне и пировать с ними. Тебе нечего стыдиться отца своего, Сигрун. А сейчас — идём, если только мой названный брат Локи уже помог твоей двоюродной сестре.
Никем не узнанные, они покинули селение.
Пришедшая в себя Хьёнлун во все глаза глядела на расточавшего цветы красноречия Локи, а статная Сигрун так же не сводила глаз с Отца Дружин.
— Поведай мне свою историю, дочь Хримвальди.
И он взял её за руку.
Богатырка вздогнула, беспомощно вздохнула. Из глубины, с самого дна больших глаз поднимался тёплый свет, свет, так хорошо знакомый Отцу Богов.
Так их стало четверо в дороге.
* * *
— Ты уверен, Ас Воронов? Ты уверен в ней?
— Да, Локи. Руны не лгут. Это будет истинная валькирия.
— Тебе нужна ещё одна дочь — или сама Сигрун?
— Не задавай слишком много вопросов, Локи.
— Ты заберёшь девчушку от матери?
— Сказал верный муж и заботливый отец.
— Ну-у, так нечестно, нечестно! — запротестовал бог огня. — В конце концов, это именно мне положено соблазнять чужих жён, наставлять рога мужьям и прочее!
— Очень удобно, не правда ли? — усмехнулся Óдин. — Нет, Локи, повторю тебе снова: руны не лгут. У Сигрун будет дочка и она станет великой валькирией. Её мать пошла безоружной на драконейта, этот дух передастся и дочери. А что насчёт тебя?
— Насчёт меня? — Локи отвёл глаза. — Мне тоже понравилась Сигрун, но я видел, как она смотрит на тебя, старший брат. И… я отошёл в сторону.
— К Хьёнлун? — поднял бровь Отец Дружин.
— Не пропадать же добру? — бог огня пожал плечами. — Но становиться отцом я не собираюсь, не беспокойся. С меня хватит Хель, Фенрира и Йормунгад. Не считая сыновей Сигюн.
— У женщин могут иметься их собственные мнения на этот счёт, — заметил Óдин.
Бог огня лишь беззаботно отмахнулся.
— Ты уже придумал ей имя? — сменил он тему.
— Конечно. Рандгрид, «разбивающая щиты». Это хорошее имя для валькирии.
— Что скажет сама Сигрун?
— Валькирии — дочери Óдина. Матери не имеют над ними власти, — сурово отрезал Отец Богов.
Локи лишь покачал головой.

Много лет спустя, когда пали Молодые Боги, уступив власть над Упорядоченным названным братьм Хедину и Ракоту, бывшим Истинным Магам, когда отгремело сражение в Эвиале, и сам Спаситель отступил от обречённого, казалось бы, мира, когда всё как будто бы вернулось на круги своя, Óдин, Старый Хрофт, Отец Дружин встретил Рандгрид, единственную уцелевшую после Боргильдовой битвы валькирию. Бессчётные века она скрывалась, служа наёмницей, воительницей, почти забыв своё истинное имя. Её знали как Райна — во множестве мест и миров.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
27 February 2014, 21:40
#12


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


Очередной отрывок.

Опустевшие равнины Иды, казалось, не хотели отпускать двух путников. Райна потеряла счёт времени, а они с отцом всё ехали и ехали по угрюмым серым пустошам, и валькирия не видела ничего, кроме всё того же пепла.
Давнишние победители потрудились тут на славу.
— Они убили саму землю, Рандгрид. Она так и не ожила, — Отец Дружин не повернул головы. — Я хочу, чтобы Асгард расцвёл бы снова… неужели это слишком большая цена за все века моей… верной службы? — последние слова он вытолкнул из горла с явным усилием. — Да, я, великий Óдин, служил Новым Богам, словно наёмник. Ты хорошо знаешь, что это такое, моя Рандгрид.
Валкирия молча склонила голову. В горле у неё стоял ком.
— Как и ты, я служил, — продолжал Старый Хрофт со всевозрастающим гневом. — Служил, не требуя наград, не получая ничего. Новые Боги даже не спросили, нуждаюсь ли я в чём-нибудь. А теперь я не стану даже и говорить. Нам не нужно чужого, Рандгрид, мы лишь вернём то, что наше по праву. И пусть никто не дерзнёт встать у нас на дороге! — он вскинул сжатый кулак, потряс им.
— Я готова сражаться, отец.
— Не беспокойся, сражений будет предостаточно. Есть множество сил в Упорядоченном, кому совсем не понравится наше вторжение в запретные области.
— Кому же? Познавший Тьму и Воссташий, по твоим словам, отец, не станут нам препятствовать…
— Найдётся кому и помимо них. Слуги Хаоса, Дальние, козлоногие приспешники Неназываемого, адепты Спасителя. Дети Демогоргона, в конце концов. Я рассказывал тебе, ты помнишь?
— Конечно, отец. Квинтэссенция страданий живых, излившаяся в Межреальность и обретшая там множество обличий. Правда, должна признаться, что я сама о них ничего никогда не слышала. Только от тебя.
— Так и должно быть, — хмыкнул Óдин. — Дети Соборного Духа не вмешиваются в обычные свары. Познавший Тьму один раз сумел заставить их сослужить себе службу, когда на него шли Лишённые Тел.
— Но почему они должны напасть на нас? — недоумевала валькирия.
— Никто не говорит, что должны. Но могут, и к этому следует быть готовыми.
Валькирия не стала больше ни о чём спрашивать.
Их обратный путь в Хьёрвард оказался долог и нуден, Óдин словно пытался запутать следы, закладывая широкие полукружия по мёртвым равнинам. Зачем он это делает, Райна опять же не знала.
— Сперва обратно, в Хьёрвард. Потом к Источнику Мимира, — несколько раз повторил Отец Богов. — Оттуда — куда поведёт наш след. И посмотрим, не удастся ли добыть хоть что-нибудь из перечисленного нашей дорогой Оружейницей.
Унылый и скучный путь по серым пепельным полям навевал смертную тоску. Ничего не происходило, никто не посягал на путников, и Óдин на привалах рассказывал и рассказывал Райне истории — из случившегося до её рождения и их тех времён, когда он «служил» Новым Богам. Вспоминал День Гнева, вспоминал Яргохора и волка Фенрира, спасшегося от ярости Ямерта.
— Почему ты не стал отыскивать Фенрира, отец? Я имею в виду, уже после победы в Обетованном? Ты не был бы так одинок…
— Кто знает, что на уме у этого волка? — пожал плечами Старый Хрофт. — К тому же, не забывай, пророчество Рагнаради не исполнилось, однако никому не ведомо, расточилось ли оно полностью и совершенно. Кто знает, вдруг нам удастся задуманное — и тогда в один прекрасный день мы будем принуждены к новой битве?
— Но кто станет в ней сражаться? — поразилась валькирия. — Чёрного Сурта больше нет. Нет и великанов, пусты залы Хель.
— Никто не в силах изменить судьбу, — угрюмо сказал Óдин. — Её можно лишь отсрочить.
Это не слишком походило на того Óдина, к которому Райна успела привыкнуть за время их странствий. Сказать по-правде, это не походило на него совсем. Отец очень, очень изменился, стоило им встать на эту дорогу…
Однако она не возражала и старалась поменьше спрашивать.
— В общем, я бы не хотел, чтобы Волк крутился бы где-то поблизости, — признался наконец Óдин. — Если предсказанному суждено свершиться…
— То оно свершится в должный срок. Не раньше и не позже. Какой же тогда смысл…
— Не слишком-то приятно жить бок о бок с собственным будущим убийцей, — буркнул Óдин.
Отец вновь что-то утаивал, однако валькирия в который уже раз отмолчалась.
Они возвращались в Хьёрвард, чтобы, по словам Отца Богов, запастись всем необходимым для долгой дороги на самый край сущего. Серые равнины Иды сменились небом Митгарда, Слейпнир оставил позади облака; перед путниками раскрывалась богатая торговая Бирка, где продавалось буквально всё, что только могли отыскать тороватые купцы в самых отдалённых землях.
— Ты хорошо помнишь след, дочка?
Валькирия кивнула.
— Разбуди ночью, отец — начерчу, а по нему самому — проведу с закрытыми глазами.
— Чертить смысла нет, слишком уж он длинен. Припасов нам понадобился с избытком, считай, на целый год Хьёрварда.
— Маги Долины тоже хаживали очень и очень далеко, но никогда не проводили в Межреальности слишком уж много времени, — заметила воительница.
— Мы не маги Долины, — нахмурился Óдин. — Боюсь, что желающих проследить, куда это мы направляемся, сыщется с преизлихом. Поэтому торопиться не будем. Между мирами тоже есть свои тайные тропы, и чем меньше магии мы пустим там в ход, тем лучше.
На богатом торгу было нетрудно найти всё необходимое, не забывая и о вьючных животных; но о них пришлось забыть, Óдин наотрез отказаться нанимать погонщиков.
— Мы идём вдвоём. Я и ты. Больше никого. Возьмём лишь то, без чего не обойтись совсем. Я тоже хаживал по Межреальности, там неплохая охота, а поспешать мы станем медленно, то есть без суеты.
…В дорогу они отправились ясным солнечным утром, старый седой воин в видавшем виды тёмно-синем плаще и широкополой шляпе, а с ним — молодая воительница в кольчужном доспехе. Седельные сумки нагружены самыми удивительными вещами, что Отец Богов сумел отыскать в Бирке и скупил, не торгуясь.
Неведомые травы и минералы, растёртые в порошок. Перья, кости, конечности и когти самых разнообразные существ, летающих, бегающих, ползающих и плавающих. Походный набор странствующего алхимика, колбы, реторты, змеевики, горелки, мерные склянки и прочее.
Это так не походило на старого Óдина, что Райна даже перестала удивляться. Молча следовала за отцом, да слушала его рассказы. Бесконечные повествования о том, что случилось после Боргильдовой битвы.
Заслушавшись, она даже не заметила, как под копыта им легла заповедная тропа, тропа меж мирами, ведомая обитателям Асгарда. Сколько ж лет не ходила по ней валькирия!...
— Да, дочка. Сперва — источник Мимира, — обернулся Óдин. — Древний ётун хитёр, но мудр. Помнится, когда Новые Боги брали власть, мне и Хагену пришлось с ним переведаться. Чуть до драки настоящей дело не дошло, — он усмехнулся в усы.
— А теперь?
— А теперь он нам поможет. Если захочет, конечно. Но я надеюсь, что сумею его убедить.
— Загадки, отец. Одни сплошные загадки, — вздохнула валькирия.
— Тихо! Мы уже здесь, — оборвал её Старый Хрофт.
Узкая лесная тропа, сосны да ели, да мшистые камни. Северный лес, ничем не примечательный, а за деревьями — просвет. Райна коснулась тёплого эфеса, и меч ободряюще дрогнул — он тоже чувствовал великий источник. Источник Мудрости, источник Мимира.
Что ж, всё увидим сами.
Их небольшой караван, тем не менее, остановился на самом краю девственной чащи. Óдин вскинул руку, а миг спустя выхватил меч.
— Великий бог… — прямо перед ними на узкой тропе вспыхнуло зарево, кто-то исполинским огненным ножом раздвигал пласты реальности, открывая дорогу в заповедный мир.
Клинок валькирии словно сам прыгнул ей в руку.
— Великий бог… — зарево угасло. На тропа появился человек, бритый наголо, череп покрывала сложная татуировка — два тёмно-синих дракона, извивающиеся в пасти третьего, красного.
Новоприбывший — без оружия, в простом сером плаще до пят с откинутым капюшоном. Мощные, широкие плечи бойца, смугловатая кожа, глубокие глаза с разбегающимися от уголков морщинками.
— Прости, что заступаю тебе дорогу, великий Óдин, — незнакомец почтительно опустился на одно колено, словно верный вассал, избегая смотреть Отцу Богов в глаза. — Но я явился с важными вестями.
— Кто ты и кем послан? — резко бросил Старый Хрофт. Клинок его не опускался.
— На тебя начата охота, владыка Асгарда. Я лишь хотел предупредить тебя.
— Как твоё имя? — перебил Óдин.
Незнакомец слегка улыбнулся.
— Зови меня Скьёльд , великий бог. [имя одного из сыновей Одина в "Саге о Гротти" ]
— Знатное имя, — сощурился хозяин Валгаллы. — Твои отец и мать…
— Ведали прошлое и будущее, — негромко, почтительно, но всё же перебил Óдина татуированный. — Но имя моё ничего не значит. У меня их множество, как и у тебя, великий бог. Я здесь лишь чтобы помочь тебе. Моя сестра, Соллей, провидица и пророчица, увидела в зеркале, что погружено в быстротекучий ручей, надвигающуюся на тебя опасность. Мы чтим тебя, древний бог, чтим и других, кто вышел в своё время на Боргильдово поле и на другие, ему подобные сражения, когда мир был ещё юн. Поэтому я здесь.
Он говорил на языке Асгарда, но с заметным трудом и акцентом.
— Скажи, кто отец твой, кто мать, где твой дом? — ответил Óдин обрядовой фразой, первой в длинной висе его собственного сочинения.
— Отца звали Скримир , а мать моя — Модгуд .
— Одно имя громче другого,— Óдин вперил в назвавшегося Cкьёльдом тяжёлый взгляд.
— Воистину так, великий бог.
— В тебе нет крови ётунов. Ты не можешь быть сыном великанши, которую я видел сам, и не раз!
— Нет, трижды прославленный Óдин, я не сын в то смысле, что тебе привычен, ибо я не выходил из женского лона.
— Как может быть такое?
— Но ведь ты тоже не рождён женщинов, Отец Богов.
— Твоя правда, Скьёльд.
— Кому ты служишь?
— Лишь самому себе, великий Óдин. Но выслушаешь ли ты моё предостережение?
За внешней покорностью скрывались шипы презрения и даже гнева. Назвавшийся сыном Скримира второй раз прервал Отца Богов, несмотря на все словеса о почитании и прочем.
— Ты могущественный маг, Скьёльд сын Скримира.
— Благодарю великого бога за добрые слова и не смею отвлекать его от предпринятого странствия. Cкажу лишь — по пятам за ним идёт стая, и эти волки пострашнее сына бога Локи. Увы, законы, что сильнее и меня, великий бог, и тебя, воспрещают мне открыто встать на твою сторону, что не может не огорчать…
— Хорошо! — перебил Старый Хрофт. — Благодарю тебя за помощь, Скьёльд сын Скримира, и спрошу лишь одно — что тебе ведомо об этих «волках»? Кому они служат?
— Они искусно прячут своё обличье, передвигаясь под прикрытием колдовского мрака и тумана, — Скьёльд высокопарно возвысил голос и прижал руки к груди. Благодарю тебя, великий, что воздал хвалу моей силе, однако она, увы, недостаточна, чтобы дать тебе истинный ответ — кто они, кому служат и зачем тебя преследуют. Я лишь слышу их жажду, их алчность, им нужна кровь Древнего Бога и они не остановятся.
— Сколько их?
— Тринадцать, великий. Чёрное число, число горя и злосчастий. Будь же готов, великий бог, что бы ты ни задумал. Я и моя родня постараемся прийти к тебе на помощь, как только сможем. Сейчас же прощай! И приготовься к бою. Стая уже близко.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
01 June 2014, 3:28
#13


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


Еще кусочек ПА.

Гномы стояли на коленях, низко опустив головы. Сигрлинн застыла у окна, на бойцов Подгорного Племени она смотрела с нескрываемой жалостью. Познавший Тьму неспешно прохаживался туда-сюда, с известным раздражением поглядывая на нарочито-униженную позу его подмастерьев.
— Сколько раз я вам толковал — чего вы тут пол бородами метёте? Неудачи случаются у всех.
— Не у учеников великого Хедина, — выдавил один из гномов.
— Довольно! — Познавший Тьму повысил голос. — Вы отправились к ловушке, якобы захватившей Дальнего, так? Но вместо него нашли там молодых драконов, так? То есть западня оказалась по сути пустой, так? А эти создания очутились там, скорее всего, случайно?
—Аэтерос, ты милостлив, — от стыда гном едва шевелил губами, кажется, побледнела даже рыжая борода. — Мы не заслуживаем снисхождения.
— Это уж предоставьте решать мне самому, — бросил хозяин Обетованного. — В чём именно вы себя вините?
— На нас напали, Аэтерос. Ударили, и вырвали добычу. Подстерегли у самой ловушки, дождались, пока мы начали вязать, и… Сейдран тяжко ранен, невесть, выкарабкается или нет, — рыжебородый гном с отчаяния запустил в волосы всю пятерню, дёрнул что было силы и, наверное, остался бы без целого клока, не опереди его Сигрлинн, удержавшая воина.
— Расскажи ещё раз. Только теперь спокойно и без этой драмы, — потребовал Познавший Тьму.
— Повинуюсь, Аэтерос! Получив приказ великого Ракота Восставшего, мы без промедления…
— С промедлением… — буркнул другой гном, с бородой цвета каштана.
— С промедлением, — горестно кивнул рыжебородый. — С промедлением отправились к ловушке, донельзя гордые собой… мы не сомневались, он никуда не денется. И потому…
— Но вы же, я уверена, не задавались целью сравнить достоинства пива во всех попадавшихся на пути трактирах? — засмеялась Сигрлинн. — Вы же шли сквозь Межреальность, нигде более не останавливаясь?
— Именно, прекрасная госпожа. Нигде более не останавливаясь. И всё равно — опоздали. Когда мы приблизились к ловушке, нас ждала засада.
— Засада? И вы, ученики великого Хедина, ничего не заметили, не почувствовали? — Сигрлинн нахмурилась.
— Виноваты… — заскрежетал зубами гном с бородой цвета охры. — Слишком самоуверены оказались. Молодые драконы, опять же… не Дальний.
— Почему вы так уверены? — Сигрлинн решительно брала бразды разговора в свои руки. Познавший Тьму не препятствовал, лишь улыбнулся едва заметно. — Кто знает, какие они могут принимать формы? Мы все слышали о зелёных кристаллах, но разве можно утверждать наверняка, что ничего иного быть в принципе не может?
— Спасибо, госпожа Сигрлинн, но мы сами ведаем, что виноваты. Мы поняли, что в ловушку попался совсем не Дальний, что наши чары оказались недостаточно отработаны. Тем не менее, четверо молодых драконов в Межреальности — редкостная добыча. Мы начали их вязать — и в этот момент получили.
— От другого дракона?
— От чародейки, очень сильной чародейки, госпожа.
— И одна из драконов, самочка, назвала её «мамой». Мы все слышали.
Сигрлинн подняла бровь.
— Самочка дракона назвала чародейку-женщину «мамой»? Вы разглядели её, эту волшебницу? Эхо её заклятий?
— Нет, госпожа, — рыжебородый гном вновь упёр взгляд в пол. — Закрыта она был, гадюка, хорошо закрыта! Ничего было не разобрать, лицо смазано, зыбко, как рябь на воде.
— Задала она нам жару, — тоже глядя в пол, пробурчал гном с каштановой бородой, заплетёной причудливыми косицами. — Она — одна, нас — восьмеро, думали, враз задавим. Ан куда там! Как пошла огнешарами кидаться, насилу отбивать успевали.
— Если она и впрямь мать этого выводка, неудивительно. Драконихи сожгут ради одного детёныша целый мир и не поморщатся.
— Не все, — негромко напомнил Хедин.
— Не все, — согласилась Сигрлинн, — но большинство. Но я всё равно не понимаю. Откуда там взялся выводок? Где они вылупились? Почему их мать оставалась в человеческом облике? Кстати, какая доля драконьего племени способна на такое?
Гномы виновато молчали.
— Неужто ничего не заметили? Совсем-совсем ничего?
— Заметили, — подал голос третий из гномов. — Саму чародейку словно кокон скрывал, как уже сказано было, черты размытые, не поймёшь. Но вот оружие её я разглядел, прекрасная госпожа Сигрлинн. Теперь я его где угодно узнаю. Уж больно приметна — не посох, не меч, но шпага, узкая, с рубинами на эфесе, да такими, что сквозь кулак просвечивали.
— Точно, — подхватил охрянобородый. — Оррид всё верно речёт. Шпагу ту мы надолго запомним. Не по руке она простому магу, госпожа Сигрлинн, истинно говорю, не по руке.
— В Упорядоченном множество сильных чародеев, — пожал плечами Хедин. — Тем более, если эта чародейка на самом деле из рода драконов. При их-то тяге копить сокровища и магическое оружие… Не стоит убиваться и клясть себя, гномы. Вы сделали что могли и даже больше. Вы живы, вы вернулись с важными сведениями. Отдыхайте, пока есть немного времени, скоро, полагаю, подоспеют вести от Восставшего, вашим бомбардам найдётся работа.
— Нет, Аэтерос, — тихо, но упрямо возразил рыжебородый гном. — Я, Керрет, не просто так в твоих ратях хожу. Не простая то была дракониха, даже и в ярости, детей защившая. С такой мы б справились. Что мы, с братовьями на драконов не хаживали? Да сколько раз такое было, когда у тех ум за разум заходил и принимались они всё вокруг жечь да огнём палить! Мамку-то свою она по-человечески звала, людским наречьем. «Мама» — оно ведь у смертных только, ну и у эльфов тоже. А драконы ничего подобного кричать бы не стали. Мы б вообще ничего не услышали, они мыслеречью б обошлись. Не дракониха это была, мню.
— Мню… — чуть усмехнулся Хедин, но увлекшийся гном не обратил внимания на улыбку Аэтероса.
— Хуже того! — нёсся он на всех парусах. — Думаю, та чародейка где-то гнездо драконье разорила, яйца себе забрала, колдовским огнём согревала, пока не вылупились, вот они мамкой её и кличут. Как бы тут новыми Безумными Богами не запахло, Аэтерос, как бы не армию драконов не творила себе та магичка! Мало кто способен себе драконов подчинять…
— А если такие и есть, то лишь в Долине Магов, — перебил гном с каштановой бородой.
— Там и искать надо начинать, — поддержал третий гном.
— Зачем? — пожал плечами Хедин. — У нас хватает иных забот.
— Они правы, — вдруг согласилась с подгорными воителями и Сигрлинн. — Прошу тебя, Познавший Тьму, отправь весть Хагену. Пусть узнает про рубиновую шпагу. Вещь и в самом деле приметная, скорее всего, попадалась ему на глаза такая, если и впрямь та чародейка из Долины. Спрос невелик, дело нетрудное. Нет — так нет, я сама первая обрадуюсь. А вот если да…
— Что тогда, Си?
— Тогда это значит, что в Долине — измена, — Сигрлинн молниеносно перешла на неслышную подмастерьям мыслеречь, — Кто знает, насколько широк был заговор Игнациуса? Что, если он орудовал не один? Что, если у него остались последователи? Или ты запамятовал, о чём мы толковали с тобой и Ракотом?
— Не запамятовал, и кой-чего мы с Хагеном там учинили, — так же неслышно для гномов ответил Познавший. — Но всё равно, разве это сейчас главное? Источники. Тёмная пуповина. Исчезнувший Мимир. Затаившийся Спаситель. Отбитое нападение на Хьёрвард…
— Всё верно, дорогой мой. И нельзя забывать эту Гулльвейг с Ночными Всадницами. Но, если в Долине Магов затаилась измена… Уже изменил Игнациус. Могут изменить и другие. Даже те, от кого ты того никогда бы не ожидал, как не ожидал и от этого двуличного архимага.
Хедин остро взглянул прямо в лицо волшебнице.
— Да. Изменить может каждый.
Последние слова он произнёс вслух.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
16 September 2014, 9:52
#14


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


Асгард Возрождённый.


Пролог.

Мера за меру.

Верить в неизбежность воздаяния и возмездия — очень хорошо, удобно и полезно. Для всех — сильных мира сего и слабых; вознесённых удачей, судьбой, трудом — и тех, кто так и пребывает в безвестности, нищете, бесславии. Не удалось отомстить на земле — не бойся, грозные боги подземных царств всё припомнят твоему обидчику, на то ведь они и боги.
Но случается так, что казавшиеся вечными боги исчезают бесследно, а вместе с ними и надежда на справедливость.
И вот тогда оказывается, что слабые и робкие, веками находившие утешение в вере, что за смертной дверью каждому воздастся по делам его, вовсе не так уж слабы и не так робки.
Отними у человека надежду и он сделается опаснее медведя-шатуна или бешеного волка-одиночки.
Вампир Ан-Авагар вновь стоял на сумрачных равнинах Гнипахеллира. Неупокоенных душ скопилось уже очень, очень много — и они не молчали. Тоскливые заунывные вопли оглашали ночь, белые тени беспорядочно влеклись то в одну сторону, но в другую, без смысла и цели. Серые волны катились сквозь мрак, и даже звёзды, казалось, глядят на них со скорью и жалостью.
Их никто не прибрал, не призрел; никто не отвёл к месту последнего упокоения. Брошенные на произвол судьбы, они только и могли, что оглашать ночь бессильными жалобами; но ни Спаситель, ни Демогоргон, ни даже местные тёмные божки, буде таковые тут ещё оставались, не торопились предъявить на мёртвых свои права.
И это было странно, очень странно.
Ан-Авагар сердито закусил губу.
Великий Хедин тоном, не терпящим возражений, отправил вампира сюда, в Хьёрвард, собрать неприкаянные души и отвести их в залы Хель, как звалось местное царство мёртвых. Познавший Тьму был совершенно прав — неупокоенные готовы были вот-вот обрушиться на живых, обратившись в сгустки ненавидящей всё и вся полуразумной, донельзя голодной силы.
Однако он, Ан-Авагар, конечно, способен будить от долгого сна погосты, выпуская на волю дикие стада неупокоенных — но направить на путь, повести за собой Чёрным Трактом орды и орды бесприютных духов?...
Великий Хедин поистине верит в тебя, вампир, вдруг пришла холодная мысль. Он считает тебя достаточно сильным. И такое — тоже удел лишь сильных. Слабые завистливы к чужой мощи и способностям. Они никогда не признаю за чужаком достоинства или, тем более, превосходства.
Нет, великий Хедин может казаться слабым. Может притворяться слабым — но всё это лишь часть его плана, несомненно, глубочайшего, всесторонне продуманного и полного ловушек для тех наивных глупцов, что увидят в его хитрости — истиную нерешительность или, тем паче, нехватку силы.
Не-ет, подумал вампир, надо держаться Познавшего Тьму. Он, конечно, не шибко любит вампиров — хотя, собственно говоря, кто нас любит, так что это никак не недостаток, скорее общее место.
Однако все эти ламентации и мелодекламации никак не приближали Ан-Авагара к главной цели, зачем он был отправлен сюда всемогущим владыкой Хедином. И как приступить к ней, к этой цели, вампир не имел ни малейшего понятия.
— Вот уж никогда б не подумал, — проворчал он вслух на своём исконном языке, на том наречии, что было родным и для Эйвилль, — никогда б не подумал, что стану спасать смертных! И от кого — от своих же, можно сказать, почти сородичей!
Вампиру было страшно. Ну, да, — признался он себе наконец. — Я боюсь. Гнева Хедина. Морндрагу он, помнится, заехал по физиономии сапогом, клык один сломал — когда тот, безумец, попросил у него пресловутой «крови богов», крови, которой Хедин поделился с умиравшей Эйвилль, спасая её. Бедняга Морндраг тогда чуть не лишился рассудка, околачиваясь слишком близко к шатру Познавшего Тьму, ну и… нанюхался, как говаривают гномы.
За что и получил, по заслугам, несомненно. Всякий, кто получает, получает по заслугам, самодовольно подумал вампир, гордясь собственными рассуждениями.
Но рассуждения рассуждениями, однако они ни на полпальца не приближали его к цели — собрать елико возможно неупокоенных душ и направить их по Чёрному Тракту. Там, внизу, в «царстве Хель», как называли те подземные залы местные обитатели, должно быть, ещё оставались те, что примут души усопших и распорядятся обычным манером; но вот как доставить эти души туда?
Тянуть дальше было уже нечего. Ан-Авагар совсем по-человечески вздохнул, беспомощно озирая пустую, залитую мраком равнину. Луна утонула в тучах, света проглядывавших в прорехи облачного покрывала звёзд не хватало. Впрочем, обычного зрения вампиру и не требовалось.
Он невольно вспомнил, как «позвал» старый погост в том далёком и странном мире, где его поймали на крючок «Наблюдающие». Ан-Авагар имел теперь свои соображения как насчёт их природы, так и планов в отношении себя, но старался об этом даже не думать. Бесполезно — всё, что в его силах, он уже сделал.
Да, заклятие у него тогда получилось просто на загляденье. Хотя Клара Хюммель бы, конечно, его б не одобрила. Совсем бы не одобрила. Ан-Авагар вздохнул — перед глазами вновь появилась неукротимая волшебница, одетая по-мужски, в куртку, полусвободные порты, высокие сапоги, с девичьи-толстой косой, переброшенной на грудь, несмотря на замужество и детей.
Эх, Клара-Клара, почему же о тебе думается всё чаще и чаще? Не о радостях охоты, преследования, не о лакомом предсмертном ужасе дичи, обречённой быть выпитой насухо, даже не о радостях плоти — с той же добычей, перед тем, как выпить — а о строгих глазах странной чародейки, её взгляде, гневном, взыскующем, и в то же время…
Что в нём виделось? Женский интерес к нему, Ан-Авагару, разбившему немало сердец и при жизни, и после смерти? В конце концов, он куда как недурён собой и…
Не ври себе, сказал кто-то холодно и насмешливо. Вампир аж подпрыгнул от неожиданности — но нет, никого, никакие не Наблюдающие; это он сам, только он сам.
Конечно, не шибко-то привычно говорить правду, даже себе самому? Ты для неё никто, так, временный союзник, когда понадобилось спасать её драгоценных односельчан. Она благородна и не выказала своего отвращения к тебе, вот и всё. А так… не обманывай себя, вампир. Для Клары Хюммель ты нежить и нечисть, враг рода человеческого, случайно оказавшийся ей полезен. На короткое время. И даже сейчас, после того, как вы с ней бились бок о бок, она не колеблясь вгонит тебе в шею свою наговорную шпагу с магическими рубинами, едва завидев тебя пьющим кровь какойй-нибудь тупой пейзанки, вся ценность каковой, собственно, в том и заключена — служить пищей таким, как Ан-Авагар, то есть сильным.
Кто-то из этих сильных будет отбирать у неграмотной дочки пахаря её хлеб, её курицу или корову. Кто-то выманит последний грошик, обманув дешевым поддельным колечком. Кто-то заставит, ссылаясь на «право первой ночи», разделить с собой ложе. Кто-то просто отхлещет вожжами или кнутом, потому что ему или ей так захочется.
Чем они лучше его, Ан-Авагара? В конце концов, если он не выпьет жертву досуха, она останется жива, будет болеть, да, но поправится — если, конечно, он не станет устраивать ей регулярные кровопускания, за которыми придут слабость, постоянная усталость и, наконец, сон, переходящий в смерть.
Так чем же он хуже? Мир несправедлив и жесток, каждый бьётся за собственное место в нём, убивает, чтобы не быть убитым. Чародейка Клара не может этого не понимать. Никак не может!
Прежний Ан-Авагар тут бы и остановился в своих рассуждениях. Новый, родившийся в дикой схватке с им же вызванными неупокоенными на улочках Поколя, когда Клара Хюммель сражалась с ними плечу к плечу, пошёл, однако, дальше.
Все, кто обманывает, отнимает, избивает или даже насилует, не поднимали мёртвых из могил, натравливая их на живых.
— У меня имелись серьёзные основния! — пискнул Ан-Авагар и сам же оборвал себя.
У тебя были основания, да. Истинный вампир просто сказал бы «это нужно мне, это хорошо для меня, а все остальные меня волнуют лишь в той степени, насколько это для меня же и важно». У Ан-Авагара так думать больше не получалось.
Он напустил мёртвых на живых, и этим всё сказано.
Конечно, другие «сильные», отнимавшие, грабившие, вынуждавшие работать на себя, убивали тоже. Кто быстро — подавляя бунт или просто для удовольствия; кто медленно — непосильным трудом, голодовками, холодом, но исход выходил один. Они убивали, так же, как и он. Так почему же сейчас он наговаривает на себя? Чем другие способы убийства лучше тех, что довелось использовать ему? Итог от этого не менялся.
Нет, конечно, можно сказать, что умереть от голода куда легче, чем быть разованным на куски жадными до плоти и крови мертвяками; но…
Нет. Никаких «но». Прекрати юлить и оправдываться, Ан-Авагар. В конце концов, это недостойно твоей истинной расы, расы победителей и повелителей.
Вампир сердито сжал кулаки. Ночь катилась быстро, а в голову ему так и не пришло ни одной дельной мысли. Может, он и сможет увлечь за собой малую толику бесприютных душ, но требовалось-то много, много больше!
Его пресловутый «зов», которым он подъял древнее кладбище возле Поколя, выпускал неупокоенных на волю, но не подчинял их ему целиком и полностью. Потом, когда уже начался бой в самом селении, когда призрак девушки по имени Иссор попросил Ан-Авагара помочь против его же собственных миньонов, вампиру удалось повести за собой часть оживших мертвецов, однако далеко не всех и даже не большую часть; да и подчинялись они ему весьма неохотно. И это те самые зомби или скелеты, что должны были слушаться его беспрекословно, ибо именно он подъял их из могил!
— Этак стоючи, дела не сделаешь, — сердито проворчал вампир, отгоняя образ Клары.
Он попытался позвать. Благо вампирьего рода, особенно его лучших и сильнейших представителей (к коим не без самодовольства относил себя Ан-Авагар) — что для этого им не требовались никакие некромагические ритуалы. Чародеям-людям приходилось вычерчивать сложные магические фигуры, ждать удачного сочетания звёд, тратить редкие, порой даже редчайшие ингредиенты, составлять — и зачитывать вслух — длиннейшие вокабулы, инкантации, где малейший сбой в произношении или интонации означал крах всего ритуала и зачастую бесплатный обед в виде самогó незадачливого чародея, что попадал на зубок голодным мертвякам.
Бессмысленно кружившие вокруг вампира бледные тени дрогнули, медленно потянулись к нему, протягивая бестелесные руки, сейчас казавшиеся пустыми рукавами просторных одеяний. Угрозы для уже мёртвого вампира они являть не могли, и всё-таки Ан-Авагар поёжился. Из глубины памяти поднималось, казалось бы, напрочь забытое — страх перед нежитью и отвращение к ней, что испытывал некогда молодой и лихой охотник лесного клана Перворождённых по имени Аннэнэль Авагарро.
Имя Ан-Авагар ему дала Эйвилль.
— Цып-цып-цып… — неожиданно для самого себя прошептал вампир.
Он звал. Человеческое ухо не различило бы ни слов, ни звуков, самому Ан-Авагару казалось, что он тянет длинную руладу низких, басовых нот. Когда-то давно, в дни обучения у Эйвилль, она говорила, что это якобы один из древнейших языков Упорядоченного, родившийся чуть ли не с первыми живыми существами, наделёнными речью. С тех пор праязык этот и поныне имеет власть над плотью, даже мёртвой.
Так или иначе, клич Ан-Авагара действовал. Полдюжины, десяток, два, три — души устремлялись к нему, и сперва вампир даже подумал, что он, похоже, зря боялся — пригодилось и сработало самое простое из его некромагического арсенала.
Число душ росло и с ним, однако, начинало расти и новое, неведомое Ан-Авагару чувство — родившееся в груди, там, где сердце, оно медленно расползалось по плечам и рукам, опускалось к бёдрам — колючий и морозный холод, обжигающий давно мёртвую плоть вампира подобно пламени.
Что это? Откуда? И почему так давит на плечи, словно на Ан-Авагара одну за другой навьючивали глыбы, выпиленные из цельного льда? Вампир попытался перекинуться и взлететь, резко оборвав заклинание — получилось, тяжесть исчезла, души закружились на месте, словно в растерянности.
Так не пойдёт, подумал Ан-Авагар, опускаясь обратно наземь. Простые заклятия не работали, просто подчинить себе всё это множество бесприютных душ у него не получалось. Наверное, с досадой подумал он, тут и впрямь надо быть богом. Хоть немного, но богом.
Души вновь кружились вокруг него, но теперь ему казалось, он слышит их немой крик. Множество голосов тянуло одно-единственное слово, хоть и на разных языках Большого Хьёрварда:
— Кровь.
Так, наверное, зудят комары.
Вампир вздохнул и принялся чертить магическую фигуру. В конце концов, всякий из его племени заткнёт за пояс любого некроманта-человека.
Мёртвые на Гнипахеллире ждали.

Глава I.
Исход Древних Богов.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
02 October 2014, 14:41
#15


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


Лагерь небольшого войска Хедина, Познавшего Тьму замер в ожидании. В высоком шатре самого Познавшего горели свечи, углы тонули во мраке.
В три круга расставлены кристаллы, самых причудливых цветов и форм. Хедин и Сигрлинн застыли, не отрывая взглядов от небольшого розоватого камня, где поочерёдно возникали лица то гнома Друнгара, то эльфа Рирдаина.
— Прорываемся дальше, Аэтерос…
— Замечен бог Óдин…
— Сокол выпущен, Учитель! Всё идёт по плану.
Хедин молча и отрывисто кивал. Лицо его рассекли мрачные и глубокие морщины, в них залегла темнота.
— Хрофт уходит всё дальше, Си.
— И Дальние… так и вьются вокруг.
— Он до сих пор их не призвал и не признал.
— Вопрос времени, — отмахнулась чародейка. — Скоро сделает и то, и другое. Что станем делать тогда, мой Хедин? Промолчим? Отсидимся? Ограничимся твоими подмастерьями? Простим?
Хедин смотрел на разгневанную волшебницу, уголки его губ чуть заметно вздрагивали.
— Ты боишься? Опять?
— Да, опять! — с вызовом бросила Сигрлинн. — Говорила тебе сколько раз и повторю снова — его нужно остановить! Во что бы то ни стало! Почему он не пришёл к тебе, прежде чем ввязываться во всё это? Почему не спросил совета? Ему нечем было заняться? Спали меня Ямерт, как говорится, у нас в Упорядоченном непочатый край работы. Правда, не столь героической, равно как и безумной.
— Си, — Познавший Тьму положил руку ей на плечо и она тотчас замерла, в упор глядя ему в глаза. — Си, ты права…
— Си, ты права, — насмешливо передразнила его чародейка. — Если я права, так действуй! Безумству Хрофта должно положить конец! Он заигрался с огнём — уже; а теперь, как я посмотрю, заигрываешься и ты, мой Хедин. Мужчины! Вам бы риск, вам бы невероятные приключения и страшные опасности, а что при этом сделается со вверенным вам миром — какая разница!
— У меня есть план.
— Не сомневаюсь, — фыркнула волшебница. — План у тебя есть всегда. И что?
— Так или иначе — он выполняется, — Хедин вновь улыбнулся.
— Ты меня дразнишь, — насупилась Сигрлинн. — Дразнишь и недоговариваешь.
— Как только всё кончится, ты поймёшь, что это не так.
— Ох, — вздохнула она. — Так хочется тебе верить… просто верить, и всё. Как той белошвейке, — Сигрлинн покачала головой. — О, смотри-ка! Там не только Дальние, — она вглядывалась в один из кристаллов. — Слуги Хаоса. Демоны. Здесь они, похоже, вполне в силах.
— Дальние и Хаос заодно, кто бы мог подумать, — саркастически заметил Познавший Тьму. — Хотя… противоположности сходятся. А вот козлоногих почему-то не видно. Зато Спаситель тут как тут…
— Спаситель? — хищно подобралась Сигрлинн. — Оставь его мне.
— С радостью, — Хедин не улыбнулся. — Но, надеюсь, с ним сражаться не придётся. В конце концов, могилу Мерлина он благословил. И, когда являлся в Эвиал, то являлся не по наши с Ракотом души.
— Времена меняются. Обещай мне кое-что, Хедин.
— Что я не стану лезть на рожон и поберегу себя для всего Упорядоченного?
— Нет, — она покачала головой. — Надеюсь, предыдущий урок от меня ты, друг мой, усвоил… — она улыбалась, но взгляд Хедина оставался непроницаем. — Обещай мне, что не допустишь ничего необратимого лишь из старой дружбы с Хрофтом. Говорю тебе снова и внова, старик зашёл слишком далеко. У меня нет ничего против него, мне горько, что он на такое решился… но и мешкать больше нельзя. Все три Источника в сильнейшем возмущении. Волны катятся по всему Упорядоченному, и чем всё это кончится…
— Мне это ведомо, Си,— перебил Познавший Тьму. — Будь уверена, для блага Упорядоченного я сделаю всё. И всем пожертвую, прости за красивые слова.
— Я знаю, — вздохнула она. — Разумеешься, пожертвуешь, мой милый. И собой, и мной, и вообще всем. Нет-нет, я давно уже это поняла, — она предостерегающе выставила ладони, хотя Хедин не шелохнулся и выражение его не изменилось. — Я поняла, что иначе было нельзя. Действительно нельзя. Но сейчас… сейчас тоже нельзя. Хрофт опасен. И ещё, по-моему, верит, что ему ничего не будет. Что он твой друг. Что ты простишь ему всё.
— Если я не поколебался пожертвовать тобой, неужто ты думаешь, что у меня не хватит решимости с Хрофтом? — сухо осведомился Хедин, скрещивая руки на груди.
Между бровей Сигрлинн залегла морщинка.
— Прости, мой Познавший. Я не хотела. Ты… наговариваешь на себя. Я ведь знаю, ты колебался тогда, при штурме Брандея. Наши, гм, сородичи были достаточно любезны, чтобы без задержек знакомить меня с ходом ваших бесед. Так что не наговаривай, не старайся показаться хуже, чем есть, — она улыбнулась, хоть и через силу. — Прости меня, дорогой. Ты гневаешься?
— Гневаюсь, — неожиданно кивнул Хедин. — Потому что ничего не слышно от Ракота. Потому что сгинула Гелерра. Потому что Хрофт вытворяет невесть что и, самое главное, у него получается. Я жду, потому что это… совершенно новые возможности.
— Верно. Новые возможности, но и новые опасности, словно против нас выступил кто-то абсолютно, полностью неизвестный, — складка на чистом лбу чародейки не разглаживалась.
— Нет, — Хедин держал на ладони вытянутой руки розоватый кристалл, где как раз вновь появилась бородатая физиономия гнома Друнгара. — Никаких «новых» нет и быть не может. Так называемые «новые маги» — жалкая насмешка над нашим Поколением. Кроме них же…
— Кто-то подобный Игнациусу? То, о чём мы говорили ещё с Ракотом?
— Кто-то подобный Игнациусу никогда не смог бы поставить себе на службу такие силы, — покачал головой Хедин. — Вспомни, как он действовал — сложнейшая механика заклинаний, машина волшебства с тысячами незримых шестерён, шкивов и валов. Капкан, что мог сработать только один раз и захватить мог только одну добычу. Мессиру Архимагу, конечно же, помогали — но ладил ловушку он сам. И кто-то ему подобный, уверен, сделает тоже подобное.
— Поостереглась бы заявлять с такой уверенностью, — покачала головой Сигрлинн. — Игнациус был человеком, обычным смертным, поднявшим себя на небывалый уровень. Штучная работа, можно сказать. Другой, достигший подобного, может и не оказаться… подобным. А Новых Магов-то, может, и не стоило бросать на произвол судьбы? — вдруг задумчиво уронила Сигрлинн. — Глядишь, и поумнели бы. Три Источника ныне покорны нам, провести инициацию, и…
Она поперхнулась. Взгляд Хедина сделался поистине страшным, в нём словно вскипела смола, готовая пролиться пламенем несдерживаемого гнева.
— Мы не знаем точно, кто ты, Сигрлинн. Может, ты права, и ты действительно — последний Истинный Маг нашего Поколения. А что, если инициация этих самых «новых» будет значить… будет значить, что прежнее Поколение… то есть ты… должно… должно…
Волшебница улыбнулась, мягко, обволакивающе, шагнула к Познавшему Тьму, приложила ладонь к его сухим, обветренным губам.
— Нам обязательно нужно говорить, как нас любят. Не обязательно словами.
— Си… — Хедин с горечью покачал головой. — Я люблю тебя, да. Но речь сейчас не о том. Я…
— Да-да, ты хотел сказать, что появление нового Поколения Истинных Магов может серьёзно пошатнуть равновесие, — глаза её смеялись. — И я с тобой соглашусь. Нам бы удержать то, что есть сейчас, где уж тут до воспитания и обучения других. Хотя подмастерья из них, наверное, вышли бы неплохие, — закончила она, улыбаясь.
— Нет! — Хедин с силой сжал ей плечи. — Хотел сказать, что ты, ты, моя Си, можешь оказаться под властью того самого закона Древних, что ведает сменой Поколений. Что, инициируй мы «новых магов», тебя станет… не знаю… вытеснять, выталкивать в небытиё. Или, в лучшем случае, превращать в какого-нибудь мелкого лесного духа.
—Понимаю, — она погладила его по щеке. Вздохнула, спокойно и со странным умиротворением, словно лишний раз убедившись в чём очень для себя важном. — Так всё-таки, как думаешь, вышли б из них подмастерья, из этих самых «новых»?
— Сильно сомневаюсь, — буркнул Познавший. — Слишком горды, слишком зазнались, слишком полюбили лёгкую роскошь, добываемую магией. Надеюсь, хоть сколько-то ума Чёрный им добавил.
— А о нём, кстати, ты не забыл? Не может ли он?...
— Всё может. Но пока что главное — Хрофт, Дальние и слуги Хаоса. Все стягиваются сюда, к преддверию Демогоргона. Не знаю, как это понравится Соборному Духу и что он может сделать.
— И Спаситель… — проронила Сигрлинн.
— И он тоже, — кивнул Хедин. — Оно и понятно, ещё один охотник за душами, быть может, надеется поживиться. К примеру, рассчитывает, что рухнут вообще все владения Демогргона, всё, содержащееся там, вырвется на свободу…
— А оно-таки может вырваться? — тихонько спросила Сигрлинн. — Там есть, чему вырываться? Души, призраки, как в «царствах мёртвых», как в Хель? Или там что-то иное?
— Старый Хрофт надеется, что там он найдёт именно своих сородичей, что они уцелели, хоть и в виде бесплотных теней. Как оно на самом деле… не знаю, Сигрлинн. Никто не перешагивал последнего порога и никто не вернулся оттуда, чтобы рассказать. Даже мой верный землерой Хервинд бы не справился.
Волшебница улыбнулась, но лишь губами, в глазах затаилась тревога.
— Ты-таки гневаешься. Я уже «Сигрлинн», а не Си.
Хедин лишь беспомощно всплеснул руками.
— Сдаюсь. Здесь с вами не сладить. Гневаюсь, да. Но кто б на моём месте не гневался?
— Ты — не «кто», мой Хедин. Тебе гнев — непозволительная роскошь.
Хедин только фыркнул.
— Роскошь, не роскошь… Старина Хрофт прорывается сейчас к вратам Демогоргона, судя по всему, пробился уже достаточно глубоко.
— И?
— И все ждут, — отрывисто бросил Познавший. — Все ждут моего хода. Дальние, Хаос, даже Спаситель.
— А Неназываемый?
— Этот, по-моему, ничего не ждёт. Ему всё равно, лишь бы жрать, да торили бы Путь козлоногие. Так что я даже слегка удивлён отсутствием их депутации. Среди них есть те, кто умеет говорить и, если верить недавним донесениям, «говоруны» довольно быстро умнеют.
Cигрлинн кивнула, но лицо у неё оставалось тревожным и озабоченным.
— Есть что-то ещё, мой Познавший. Помимо всего сказанного — ты сам не свой, ты не выговорился.
— Ещё бы! — буркнул Хедин. — Если старик Óдин и впрямь выжил из ума и решил, что лучше всех всё знает и понимает, если пошёл своим собственным путём, изменив нашему делу…
Волшебница наблюдала за ним, слегка сощурившись.
— Меня не обманешь, любезный друг мой. Óдин — это, конечно, да. Но, в конце концов, кто он такой? Всего лишь древний бог, реликт, случайно доживший — по твоей милости, кстати — до наших дней, не превратившись в какое-нибудь чудовище, как многие его собраться, кого миновал первый гнев Молодых Богов.
— Хорош реликт — пробиться к вратам Демогоргона!
— Просто раньше никто не дерзал даже помыслить о таком, — пожала плечами чародейка. — А оказалось, что всё не так уж страшно. Нет, дорогой мой, давай-ка, признавайся. Тебя не так-то просто вышибить из седла, а тут, я вижу, случилось нечто похуже крепкого эля, ударившего в голову твоему старому приятелю, с которым вы, небось, по молодости приударяли за смертными красотками, — она пыталась шутить, но глаза оставались тревожны.
Хедин невесело усмехнулся, покачал головой.
— Изменить может каждый, забыла?
— Это? Тебя тебя тревожит? Х-ха, дорогой мой Познавший, пора бы уже привыкнуть.
— Мои ученики меня не предавали. И друзья. И подмастерья.
— Ну, а меня — да, — беспечно бросила Сигрлинн, тряхнув волосами. — Если вспомнить ту Ночную Всадницу, что убила меня в первый раз. Ты судишь всех по себе, мой Хедин, от всех ожидая своей стойкости, верности, убеждённости. А эти «все» — они не такие. Слабые. Увлекающиеся. Не видящие так глубоко, как ты. Терзаемые собственной памятью, возводящие какие-то личные беды в абсолют. Неидеальные, несовершенные, то и дело творящие такое, что волосы дыбом встают.
— Не пойму, к чему ты клонишь?
— К тому, что одно только предательство Хрофта тебя не должно повергать в такое смятение, — указательный палец Сигрлинн упёрся Познавшему Тьму в грудь. — Ты это понимаешь не хуже меня. Ну, дай угадаю — ты решил, что идёт кто-то, тот самый, о ком ты сам сказал, мол, «идущий за мной будет сильнее меня»? Что Упорядоченное готово смахнуть все привычные фигурки с тавлейной доски, выставив совершенно новые и поменяв правила? Что вы с Ракотом более не нужны?
Хедин ответил не сразу, долго всматривался Сигрлинн прямо в лицо, да так пристально, что волшебница невольно нахмурилась.
— На мне что, цветы внезапно выросли? Чего ты тут не видел, Хедин, милый мой?
— Если наш с Ракотом путь в звании «новых богов» и закончен, — медленно сказал Познавший Тьму, — долг мой — устроить всё так, чтобы смертные и бессмертные, обитатели всех бесчисленных миров, ничего бы не заметили. Понимаешь? Вообще бы ни-че-го.
— Достойно, — фыркнула чародейка. — Но и это не всё, мой Хедин. Ты по-прежнему недоговариваешь. Что долг твой, как ты его понимаешь, останется недовыполненным, и это мучает тебя — охотно верю. Ты таков, ничего не поделаешь. Но это не всё.
— Не знаю уж, как тебе угодить, — делано вздохнул Познавший Тьму. — Если тебя начинают предавать, значит, дорога твоя, скорее всего, ведёт в никуда. Если Старый Хрофт решил, что он готов объединиться хоть с кем, лишь бы вызволить свою родню из владений Демогоргона — значит, мы с Ракотом что-то делали не так, и причём очень долго.
— Не хочешь признать собственных ошибок? — усмехнулась Сигрлинн. — Это тебя мучает? Понимаю, мой Хедин, понимаю. Слишком много знания, слишком мало веры. Мне легче — я-то верила всегда.
— Чему?
— Не «чему», а «в кого». В тебя, мой дорогой. Даже когда погибала вместе с Брандеем.
Лицо Познавшего рассекли жёсткие, суровые морщины.
— Сигрлинн, сейчас уже дело не в нас с тобой. Я считал, что незачем вмешиваться в судьбы миров, предотвращая всякую несправедливость, гораздо лучше дать всем жить по их собственному разумению. Я считал, что Старый Хрофт давно смирился с утратой — а он, оказывается, всё это время жил с мечтою о мщении, но даже не Ямерту, а всему нашему делу. Может, нам с Ракотом надо было иначе? Не единичные наши храмы тут и там, где жрецы занимаются кто чем и кто во что горазд — а вера и обожание мириадов миров? Святилища, сложенные не из кирпича, не из каменных глыб — но из миров со всеми их обителями, сведённых вместе? Любовь смертных, исступлённая и фанатичная, не ведающая сомнений? Строгий закон и строгая же кара, причём превыше всего — кара для тех, кто служил бы нам и попытался нагреть на этом руки? И, поверх всего — мы с братцем Ракотом, в белых одеждах, восседающие на облаках, в ореоле лучей, загадочно и снисходительно улыбающиеся бесчисленным сонмам тех, кто готов будет отдать жизнь по первому нашему слову?
Сигрлинн сперва слушала, слегка улыбаясь, но улыбка потом исчезла.
— Если это — цена того, чтобы ты любил меня и дал бы мне любить тебя, я не колебалась бы ни мгновения. Если это — цена того, что Упорядоченное останется стоять, и мы будем вместе — я не колебалась бы ни мгновения. Если это — цена того, что всё останется, как есть, и я по-прежнему смогу, если надо, запустить в тебя огнешаром — я не колебалась бы ни мгновения, — улыбка вновь вернулась.
— Я не верю, — вырвалось у Хедина. — Мне всегда казалось…
— А мне всегда казалось, — запальчиво перебила волшебница, — что ты всегда слишком много думал про какие-то принципы и краугольные камни, и слишком мало — о том, как сделать так, чтобы оно бы всё работало. Не хочешь восседать на облаке в славе лучей? — сделай тайный культ, нет ничего лучше. Запретное всегда сладко. Учреди мистерии, сокрытые ордена, степени посвящения, раскрывай адептам потихоньку тайны Упорядоченного и его сил, но лишь постепенно, лишь достойным, и лишь то, что не повредит делу. Возглавь сам поклоняющихся тебе, сделайся великим и тайным Мастером, одно созерцание коего — великая, нет, величайшая награда. Ты собственной персоной отказался от сильнейшего оружия, от поклонения и преклонения смертных, мой Хедин, а теперь сомневаешься, не усомнилось ли в тебе Упорядоченное? Х-ха, а почему бы ему и не усомниться?
Взгляд Хедина оставался непроницаем. Бровь Сигрлинн дрогнула, поднимаясь.
— Скажи же что-нибудь!
— Пока что нам надо не допустить, чтобы рвение Старого Хрофта не привело бы к чему-то поистине непоправимому, — пожал плечами Познавший. Казалось, на самом деле ему хочется сказать что-то совсем другое. — Все остальные сомнения и колебания — потом, Сигрлинн. Упорядоченное должно жить, вот и всё. А дальше — разберёмся.
— Узнаю братца Ракота, — вздохнула чародейка. — Его слова. Главное, ввязаться в драку, а там видно будет. Ох, мужчины, мужчины! «Война есть вершина…» как там дальше?
— Война есть вершина человеческих духа и судьбы, — проворчал Познавший Тьму. — Из меня раннего. «Так говорил Хедин», том такой-то, страница такая-то, стих сякой-то.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
07 October 2014, 21:20
#16


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


А вот кому Ракота-заступника?


— Повелитель Ракот, какие будут приказания?
Тёмный эльф Аррис, возглавивший после исчезновения Гелерры её полк, поклонился названному брату Хедина. Поклонился со сдержанной вежливостью; сейчас она казалась почти что вызовом.
Бывший Владыка Тьмы молча сидел на краю Источника Мимира . Сидел весьма непочтительно, уперев в землю свой знаменитый Чёрный Меч. Давно закончился ритуал, отгорела и погасла без следа магическая звезда со множеством лучей, показавшая Новому Богу мудрого великана Мимира, хранителя этого Источника; Мимир поднимался вверх по раскидистым ветвям исполинского Мирового Древа.
Картина, что явилась взору Ракота, иному показалась бы дикой и странной: Владыка Мрака разом видел и само Древо, поистине гигантское, распростёршее крону чуть ли не над всем Упорядоченным, и Мимира, что не выглядел бы на его фоне не то, что муравьём, но и мельчайшей пылинкой.
Великан упрямо карабкался, хватаясь за сучья, и со стороны могло показаться, что взбирается он самое большее на обычную сосну.
Мимир, страж Источника Мудрости, ещё именуемого Источником Миров, покинул свой вечный пост. Сменяли друг друга эпохи, уходили века, а старый ётун всё нёс и нёс нескончаемую службу. Нёс — до недавнего времени, когда, никому ничего не сказав, он исчез, не оставив даже послания.
Ракот втайне надеялся как раз и обнаружить таковое; однако надежды его оказались жестоко обмануты. Вместо прощального письма Источник и залог Óдина — его правый глаз — явили Ракоту то самое Древо Миров и Мимира, поднимающегося по кажущемуся бесконечным стволу.
Мимира он увидел — как и тянущуются в неведомую глубь тёмную пуповину, накрепко присосавшуются к Источнику.
Ракот попытался проследить, куда уводила чёрная нить — напрасно; лишь глаза стало жечь поистине немилосердно.
И уже потом он увидел Мимира, взбирающегося по ветвям Мирового Древа.
Кто-то неимоверно ловкий или умелый, или удачливый — а, скорее, всё это вместе — нащупал-таки прореху в защите Источника. А Мимир… то ли не заметил, то ли не поверил, то ли попросу проспал, — с закипающим гневом подумал бывший Владыка Тьмы.
Надо ж, этакая дрянь выросла… Не змея, нет — змеи мудры, хоть и опасны, но чисты — но какая-то трупная пиявица.
Дальние? Козлоногие? Спаситель? Слуги Хаоса? Кто-то ещё, какие-нибудь последыши Безумных Богов?
Два Источника осквернены. Уже на два из трёх неведомая сила ухитрилась наложить свои грязные лапы — а они с Хедином так ничего и не заметили, только сейчас — когда, быть может, уже поздно.
А это значило — что все силы сейчас ему надлежало кинуть лишь на одно — на прорыв вдоль этой самой нитки, до того мига, пока она не приведёт к протянувшим её. Это был его путь, его, Ракота, метод и способ — добраться врагу до глотки и вцепиться в неё мёртвой хваткой. Это он умел.
Но как же Мимир? Как старый ётун, столько эонов стерегший Источник, свою величайшую и единственную драгоценность, смысл всего его существования — мог допустить такое?! Как он мог уйти?
У Владыки Мрака вырвалось глухое рычание.
Мимир. Чёрная нить. Древо Миров. Поневоле станешь завидовать Духу Познания, он-то, не мудрствуя лукаво, небось отправил бы по аватаре и за старым хранителем Источника, и вдоль тёмной пуповины, да и Мировое Древо бы не забыл.
Да уж, куда нам до золотых драконов.
Было и ещё одно, по странной причине не дававшее Ракоту покоя, не дававшее забыть о себе, хотя, казалось бы, на фоне последних грозных событий дело малозначимое.
Нет, ничего оставлять нельзя. Даже последнюю из «мелочей».
Подмастерья Хедина, начальники отрядов, десятков и сотен в полку Гелерры, мало-помалу, бочком-бочком подобрались ближе к Повелителю Тьмы; все ждали его слова, и сам Ракот это прекрасно понимал.
Однако он молчал, положив обе руки на эфес собственного меча, и склонив голову в тягостном раздумьи.
Было ли видение правдивым? Скорее всего да, использованное названным братом Хедина заклятие доселе не давало сбоев.
Но Мировое Древо? Конечно, Ракот знал предания об Иггдразиле, священном ясене, что «удерживал воедино небо, море и землю». В это верили асы, сородичи Старого Хрофта; подобные же легенды имелись во множестве иных миров. Но ни в пору своего ученичества, ни в дни расцвета их с Хедином Поколения, ни во времена наивысших успехов своего восстания — Ракот никогда не сталкивался ни с чем подобным воочию.
Не сталкивался и не использовал в своих заклятиях.
За исключением одного-единственного раза — когда он впустил в Упорядоченное жуткое и ненасытное страшилище — Неназываемого.
Впрочем, он никогда не сталкивался и с протянувшейся от двух Источников Магии тёмной паутиной.
Вспоминать те давние чары было больно. До сих пор. Как он гордился некогда этим заклятием, как торжествовал!
И было отчего. Он не якшался с Мимиром, не пил из его Источника, сказочного «источника мудрости». Он сам, своим умом, изучая бесконечные вереницы чисел, отражавших возмущения в тонких слоях Хаоса, просачивавшихся в Упорядоченное, несмотря на все заслоны, догадался, что старая схема Сущего неверна.
Птицеголовые учителя, наставники из уходившего Поколения, чьей сменой предстояло стать Поколению Хедина и Ракота, говорили о сложном просто, даже очень просто. Есть бесконечный Хаос, который никогда не возникал, который был всегда, и есть Упорядоченное, вернее, множество Упорядоченных, плавающих в нём, словно клётцки в супе.
Откуда взялся Хаос, как он возник, был ли всегда, пребудет ли всегда, вечен ли он и неизменен, или тоже меняется — такими вопросами наставники себя не утруждали. Мир для них был прост и понятен, познан до самого «предела желаний», а дальше и глубже они идти не считали нужным.
Ракот пошёл.
Глубже самых мельчайших частиц сущего, глубже перевитых волокон Упорядоченного и Хаоса на самой их границе, там, где лежит истинная пустота, Владыка Мрака отыскал нечто новое.
Пустота, оказывается, тоже бывает разная. Вернее, их может быть много больше, чем одна, и они могут вкладываться одна в другую, проходить друг через друга, не замечая и не сталкиваясь.
В той, иной пустоте, всё иное. Числа, знаки, законы. Она несочетаема с нашей пустотой, они просто взаимно пожирают друг друга.
Вот оттуда-то Ракоту и удалось вытащить Неназываемого. Мельчайшая точка, проскользнувшая над, под и сквозь всех барьеров, поскольку положение её точно определить было невозможно. Словно неведомыми туннелями, она преодолела все преграды, и, едва очутившись в пустоте Упорядоченного, начала стремительно расти.
Более «пустая» пустота, чем пустота Упорядоченного, она жадно глотала всё окрест, стремительно расширяясь — с той же скоростью, что движется свет.
И в самом сердце этой новой пустоты обитало сознание. Сознание, которое сам Ракот отчаялся понять. Сознание, быстро разобравшееся, что к чему, и принявшееся особо рьяно охотиться за живыми, за теми, кто наделён душой.
Конечно, потом они с Хедином придумали, что делать. Скармливать новоявленному зверю бесконечные объёмы новосотворённой пустоты, ровно с той же скоростью, с какой он её пожирал. Какое-то время это работало. До того момента, пока не появились козлоногие.
Однако это уже была совсем иная история, а сейчас Ракот вспоминал именно своё заклятье, то самое, что истончённой до состояния «ничто» иглой пронзало пустоту Упорядоченного, настойчиво отыскивая частицу пустоты иной, несшей в себе зародыш Неназываемого.
Острию этой иглы предстояло сделаться самым тонким во всём Сущем. Бесконечные напластования секущий плоскостей, что, словно нож резчика, стёсывали и стёсывали вещественность с незримого навершия — вот тогда-то Ракоту и привиделось это самое Древо, его туманные очертания, вдруг проглянувшие через застилавший глаза пот, когда Восставший, щурясь, тщился магическим зрением разглядеть, достаточно ли заточен кончик заговорённой иглы.
Сделавшееся почти невидимым, острие причудливо изменяло падавший на него свет, и Ракот, словно в замочную скважину, смутно различил исполинские ствол и крону. Рассмотреть он их не смог — капризные заклятия, стачивавшие его бесплотный инструмент, нуждались в постоянных поправках. Тогда Истинный Маг отмахнулся от привидившегося. В конце концов, странные картины и миражи почти всегда сопровождали подобного рода высшие заклятия.
Сейчас Новый Бог Ракот пытался вспомнить все подробности, даже самые мелкие.
Если уж предстоит карабкаться вслед за Мимиром…
Во всяком случае, утешало хотя бы то, что Древо это не старалось, подобно Неназываемого, сожрать всё вокруг себя, мрачно пошутил в мыслях Ракот.
Один Орлангур ведает, как старина Мимир оказался там, где он сейчас; Ракот невольно подумал — как бы ни пришлось протискиваться через игольное ушко или, скорее, усаживаться на конце иглы, примерно той же самой остроты, что использовал он, открывая двери Неназываемому.
Неплохо бы при этом не вызвать его братца-двойника.
…И вот сейчас Новый Бог, победитель Ямерта и его присных, неукротимый Ракот Восставший, не знавший, что такое «отступление» или «сдача» — сидел, низко опустил голову и упершись высоким лбов в собственные ладони, судорожно сцепленные на эфесе верного меча.
Какие будут приказания, спрашивает тёмный эльф.
Будут, будут вам приказания, со злостью подумал названный брат Хедина. Много приказаний. Надо следовать за Мимиром. Надо проследить, куда ведёт чёрная нить. Надо… Надо, в конце концов, понять, что происходит, и почему вышло так, что они с Хедином, Новые Боги Упорядоченного, оказались… там, где они оказались.
Владыка Тьмы скрипнул зубами. Да, наверное, это было слишком самонадеянно — шастать по мирам в образе черноволосого и голубоглазого варвара, испытывая раз за разом себя на прочность, наслаждаясь человеческими дружбой, верностью, приязнью, любовью — пока брат Хедин плёл паутину нескончаемых «планов».
И вот теперь он здесь, в Мире Источника, ранее — тайном и скрытом, где, словно вскрытая могила, возвышается гора, раньше хранившая в себе подобия мечей Молодых Богов — ловушка, в которую угодили Хедин со Старым Хрофтом.
Мир пуст, и Источник кажется незатронутым. Во всяком случае, на первый взгляд. Неведомым посягнувшим хватило ума так поставить дело, что предназначение своё Источник выполнял по-прежнему. Правда, к нему добавилось и кое-что ещё, но это уже совсем другое. Никто не не дерзнул обосноваться или хотя бы надолго появиться в его окрестностях. Целому полку подмастерий Хедина делать тут совершенно нечего.
Но им нечего и также гоняться всей оравой за столь нужным названному брату старым ётуном. Кто-то должен взять Источник под надёжную охрану. Кто-то — идти в глубь Упорядоченного, пытаясь проследить, куда ведёт чёрная паутина-пиявка. Кто-то — не будем забывать — должен позаботиться о поисках Гелерры. Кто-то должен, в конце концов, помнить и о милейших ребятах-быкоглавцах, кого удалось остановить в Хьёрварде лишь ценой немалых усилий.
И это помимо всего прочего.
Мимир и Древо. Этим он займётся сам. Такого не доверишь никому. Остальное — даже пуповину — придётся препоручить подмастерьям. Ну, и самому Хедину, если, конечно, братец оторвётся от прелестей Сигрлинн. Прелести и в самом деле прелестны, спору нет, но…
— Вот мои приказания, Аррис, — Повелитель Мрака выпрямился, лицо хмуро, брови насуплены. —Источник Миров должен пребывать в полной и совершенной безопасности. Мимир мог хранить его в одиночку, ну, а нам, кто попроще, и народ потребуется побольше. Оставишь половну полка здесь, чтобы ни мормат не пролетел, ни хед не пробрался. Пусть гномы не теряют времени даром, возведут укреплённый лагерь. Но помните, что Мимир — великан старый, сварливый и с преотвратным характером. Лагерь стоить где-нибудь подальше, и чтобы незаметно было. Это ясно?
— Да, повелитель Ракот.
— Превосходно. Ты, Арбаз, вместе с этой малышкой, Оршей и своей сотней — отправитесь в её родной мир. Найдите мне того вербовщика, что подбил их на поход. Или его следы. Что угодно, но мы должны узнать, откуда он там взялся.
Арбаз переглянулся с Аррисом и Ульвейном — незразлучные друзья-соперники, конечно, были вместе и тут.
— Повелитель Ракот, — гном солидно откашлялся, взяв к ноге начищеный до ослепительного блеска знаменитый огнеброс. — Аэтерос учил нас повиноваться и мы это умеем очень хорошо. Но такой… такое изменение планов… Зачем тогда было делать эту петлю через Мир Источника? Почему, если тот мирок настолько важен — почему мы не отправились туда сразу из Хьёрварда?
Слишком много воли вам братец Хедин дал, с известным раздражением подумал Ракот. Небось у меня в Тёмных Легионах бы языки распускать б и не вздумали. Но… всё-таки они не мои ученики и даже не мои подмастерья. Ученик у меня только один и, похоже, настало его время.
— Арбаз, — Ракот расправил плечи, глядя сверху вниз на стойко выдержавшего его взгляд гнома. — Поистите, вы счастливейшие из живших или живущих. Мой брат не просто отдаёт вам приказы, не так ли?
— Никак нет, повелитель Ракот, — с достоинством поклонился Арбарз. — Великий Аэтерос тем и велик, что никогда не приказывает того, что нам самим непонятно.
Умеет, братец, усмехнулся про себя бывший Владыка Мрака. Умеет так отдать приказ, что бедные его подмастерья считают, он им всё объясняет и с ними советуется.
— Именно, — вслух произнёс он. — Аэтерос Хедин, Познавший Тьму, поистине велик. Мы явились сюда в немалом числе, тяжеловооружёнными — потому что Источник Мудрости должен остаться неприкосновенен при любых обстоятельствах. Ётун Мимир оставил его без присмотра — кто знает, кто ещё сумеет подобрать ключи к этакому богатству? А что тогда случится — вы сами отлично знаете. Козлоногих можно будет отпустить на все четыре стороны, клетка Неназываемого рухнет и так, он окажется на воле. Ну, а что случится потом, представить уже нетрудно.
— Это мы разумеем, повелитель Ракот, — с изрядным нетерпением и чуть ли не раздражением сказал Арбаз. Он сохранял почтительную позу, но не более того. — Мне лишь неясно, что моей сотне делать на родине у Орши. Мы же не собираемся там ничего завоёвывать, куда там столько воинов?
Прекословить Владыке Тьмы в его легионах не дерзал никто, разве что самые близкие из соратников, вроде Трогвара.
Не к лицу Новому Богу пререкаться со смертным, пусть даже и учеником твоего названного брата.
— Отправишься туда, — негромко, безо всякой рисовки сказал бывший Повелитель Мрака, пристально глядя на дерзкого. — С сотней бойцов. Переройте этот мирок сверху донизу, но найдите мне следы порталов.
— Порталов, владыка? — растерялся Арбаз. — Каких порталов? Скорее всего этот вербовщик, кем бы он ни оказался, просто явился туда тропами Межреальности…
— Ищите порталы, — убеждённо повторил Ракот. — Нет у них времени просто так по Упорядоченному шастать…
— Кому «им», повелитель? — не уступал Арбаз.
— Вот кому точно, ты мне и ответишь. Разрешаю исполнять.
— Слушаюсь, повелитель, — нехотя буркнул гном и потащился прочь, не удостоив Ракота даже мелким поклоном.
Названный брат Хедина наблюдал за ним бесстрастно.
— Вы двое. Аррис и Ульвейн.
— Да, владыка Ракот? — оба эльфа поклонились достаточно низко, чтобы удовлетворить даже самого строгого ревнителя этикетов.
— Брат Хедин доверяет вам, как я понимаю, больше других, — понизил голов Владыка Тьмы.
— Н-ну, нельзя сказать, что прямо так уж и больше… — промямлил Ульвейн. Щёки эльфа слегка порозовели.
— Неважно. Вам я скажу то, что не должен знать больше никто в полку, — голос Ракота упал до шёпота и эльфы тревожно переглянулись.
— Источник Миров, увы, осквернён.
Подмастерья Хедина, судя по ошарашенным лицам, едва удержались от возгласов изумления.
— Осквернён, — повторил Ракот. — От него вглубь уходит чёрная нить… паутина… пуповина… нечто отвратительное, словно бесконечно длинная пивяка.
— Как… — сдавленно проговорил Ульвейн, — как такое вообще может быть?! Это же Источник Мудрости, Источник Мимира, он…
— Пока ётун нёс свою стражу, Источник, бесспорно, таковым и оставался, — сурово прервал Ракот. — Теперь к нему кто-то присосался. Вам предстоит узнать, кто именно.
— Нам? — никак не могли поверить эльфы.
— Вам, — кивнул Ракот. — На такое дело отправлять десятки и сотни смысла нет. Вы оба изощрены в тонкой магии, эльфы всегда отличались склонностью к «хаживанию меж мирами». Я помогу, всем, что в моих силах — но сам должен буду отправиться за Мимиром.
— Кто-то… осквернил… Источник, — эльфы словно никак не могли поверить в услышанное. — Но, повелитель Ракот… это же… Аэтерос должен узнать…
— Несомненно, — кивнул Владыка Мрака. — Но я не доверю подобную вещь чарам. Старый добрый пергамент, старые добрые руныИх не прочтёт никто, кроме лишь моего брата, как бы ни старались.
Эльфы только и могли, что стараться не удивляться слишком уж открыто.
— Трое надёжных гонцов —морматы, скорее всего — отправятся к Познавшему Тьму. А остальной полк — выступит в Хьёрвард, где и станет ожидать дальнейших указаний.
Эльфы молча поклонились.

* * *
— Я уйду последним, Ульвейн. Сразу после вас с Аррисом. Вы всё поняли, всё запомнили?
— Повелителю Ракоту нет нужды задавать подобные вопросы, — холодновато поклонился Ульвейн. Владыка Мрака напоказ фыркнул.
— Оставьте эти штуки, любезные друзья-эльфы. Мой брат Хедин доверял вам больше всех — и сейчас именно вам исполнять его волю. Там, куда вы отправляетесь, большая рать только помешает. Итак, Аррис, вы?...
— Пробирается вдоль пуповины, пока хватает сил. В драки не ввязываемся, остаёмся как можно менее заметны. И так, пока не достигнем истока. Ну, или устья, смотря как посмотреть.
— Именно! — громыхнул Ракот. — Не ввязываясь в драки, отступая, если надо, но узнать, куда ведёт эта дрянь.
— Не сомневайтесь, повелитель — если в силах наших, в силах учеников великого Аэтероса, пробиться туда — мы пробьёмся, — посулил Ульвейн.
— Нет, — тяжело взглянул Ракот. — Не «если в силах наших». Вы пробьётесь, и никаких «но»! Я верю, вы сможете.
Эльфы промолчали.
— Я открою вам туда дорогу, — Владыка Тьмы протянул левую руку над Источником. Вода забурлила сильнее, пузыри лопались во множестве, над каменной чашей заклубился пар.
— Источник чувствует вас, повелитель, — вполголоса заметил Аррис.
— Нет, — бросил Ракот, не поворачивая головы. — Источник просто болен.
Эльфы разом подняли брови — одинаковым движением.
— Источник болен, — громче повторил Ракот. — Равновесие его утрачено.
— Из-за чёрной пуповины, повелитель?
— Не только, Аррис, — покачал головой названный брат Хедина. — Однако она одна… не смогла бы, наверное… нет, не могу сказать. Всеведением у нас может похвастаться один лишь Орлангур. Я лишь чувстую — равновесие ушло. Надеюсь лишь, не навсегда…
— Повелитель, но разве нельзя просто разрубить эту дрянь? — осторожно осведомился Ульвейн. Ракот мрачно покачал головой.
— Она высасывает силу из Источника, это да. Но, если разрубить… приходилось ли тебе видеть, как вода прорывает дамбу, если всего лишь чуть-чуть приоткрыть ей путь?
— Если дамба прочна, вода не причинит ей ущерба, повелитель.
— Именно, Ульвейн. Если дамба прочна. А я даже не могу сказать, есть ли она вообще. Нет, рубить мы ничего не будем, во всяком случае, пока. Вы готовы? — оборвал он разговор.
— Да, повелитель.
Эльфы стояли рядом, завернувшись в плащи, с пухлыми заплечными мешками и непременными луками. Они были готовы — как только могут быть готовы ученики великого Хедина, Аэтероса. Ракот смотрел на них, молча, тёмные глаза оставались непроницаемы.
— Повелитель?...
— Я не знаю, что ждёт вас там, в глубине, Аррис. Но помните — вы обязаны вернуться. Просто вернуться.
— Мы вернёмся, повелитель.
Ракот вновь помолчал.
— Я открываю проход, — резко, почти грубо бросил он. — Как только прореха закроется — вы будете сами по себе. Кристаллы — только на самый крайний случай. Если… — он помолчал, — если станет ясно, что вернуться вы уже не сможете.
— Мы понимаем, повелитель, — эльфы оставались спокойны.
— Тогда — в путь, и да поможет вам мать-Темнота.
У Нового Бога вырвалось его старое-престарое присловье, ещё тех времён, когда его звали просто Ракотм Восставшим.

* * *

Всё сделано, всё готово. Отданы последние распоряжения; десятники и сотники знают, что надо делать.
Ракот стоял возле Источника Мимира, неотрывно глядя на бурлящую, вечнопенную воду.
Сколько же они с братом Хедином брали на веру, не подвергая сомнению. Сколько вопросов осталось незаданными, сколько тайн неразгаданными просто потому, что они привыкли к ним, сжились, перестали замечать.
Пытливый ум смертных, несмотря на отпущенный им краткий срок, мучается проклятыми вопросами, атакуя их вновь, вновь и вновь. Боги и другие бессмертные довольствуются малым — существующим порядком вещей.
Мы ведь с братом так ничего по сути и не изменили, горько думал бывший Владыка Мрака. Мы сохранили Упорядоченное, но и только. Мы не пошли дальше, потому что не знали, куда именно идти. Вечность лежала у нас под ногами, но мы — и я особенно! — думали только о нашей собственной войне. Она стала превосходным оправданием, оправданием нашему бездействию, нашей лености и нежеланию рисковать, идти за горизонт.
Источник мудрости, источник Мимира. Мы не навещали его — зачем? Мы ведь Новые Боги, власть вручена нам самим Упорядоченным.
И вот покинул вековечный дом сам Мимир, неведомые силы нашли, как присосаться к силам Источника, а я, Ракот, стою в нерешительности над каменной чашей.
Что ж, пришла пора вспомнить, что меня не зря именовали Восставшим.
За спиной Владыки Мрака горела недобрым изумрудным пламенем вычерченная с великими стараниями магическая звезда, послушно направляя ветры магии ему вслед.
Аррис и Ульвейн ушли, отправились восвояси Арбаз с Оршей и гномами, другая часть отряда валила лес в отдалении, готовясь строить лагерь и палисад. Ушли те, кому предстояло и дальше искать Гелерру; ушли те, кому назначено было нести стражу в Хьёрварде.
Тянуть дальше уже нельзя.
Да, признавался себе Ракот, ты уже не тот, что прежде, ты не ищещь входа в иные пространства на острие тобой же сотворённой иглы. Что ж, пришла пора кое-что вспомнить.
Где может лежать дорога к загадочному Древу, которой прошёл уже Мимир?
Быть может, ему, Ракоту, вновь предстоит частично проделать тот же путь, что он прошёл, отыскавая лазейки к Неназываемому?
Магическая звезда за плечами Ракота словно вздохнула, Владыка Мрака сделал первый срез, заостряя невидимую иглу.
Старые чары работали. Нехотя, с трудом подчиняясь Новому Богу, но работали.
Мельком Ракот ещё успел подумать, что это как-то неправильно — стоило поднимать восстание, стоило ли терпеть поражение, а затем — выходить вместе с Хедином на новый бой, если всё кончается тем же, с чего начиналось — невообразимо острым кончиком игольного навершия?
Быть может, Новому Богу более пристало пользоваться и более новым инструментом?
Впрочем, предаваться отвлечённому умствованию Ракоту не удалось тоже. Секущие грани так и норовили сбиться, утратить нужный наклон, стесать слишком много или слишком мало; их приходилось постоянно держать в узде.
Игла истончалась, остриё становилось уже человеческого волоса… паутинки… эльфийской ресницы… эфирного крыла… вот уже ни один взор, смертного или бессмертного, не сможет разглядеть, где же точно кончается ракотова игла, грань стёрта, она за пределом доступного.
Владыка Тьмы напряжённо вглядывался в танцующий перед ним воздух, в переливчатую радугу, что скрывала остриё иглы. Потом силы оставался ровен и постоянен, звезда делала своё дело, и вот настал миг, когда под взглядом Ракота стала расползаться сама ткань Упорядоченного.
Когда-то он прошёл этим путём, чтобы привести в сущее проклятие всей Вселенной.
Глядя сквозь исчезающе крошечное отверстие, проколотое его иглой в плоти мира, Ракот ясно видел сейчас вздымающееся на серой равните Древо. Его бесчисленные корни опутывали, казалось, всё Упорядоченное от края и до края; взгляд Восставшего мог охватить сейчас все пределы созданного Творцом. Видел он сейчас и три особо длинных корня, протянувшиеся к трём Источникам, видел и сами зачарованные ключи, из которых исходила, как он всегда считал, вся магия нашего мира.
Два Источника были затемнены, подёрнуты серым плотным туманом. Взгляд Нового Бога всё равно проникал сквозь эту завесу, и на миг Ракот даже понадеялся, что сейчас, безо всяких усилий, он узрит и то, куда тянется тёмная паутина — но нет, так глубоко оказалось не проникнуть даже его взору.
Великое Древо было повсюду. Разом — и близко, и далеко. Ум смертного спасовал бы перед такой загадкой, Хедин Познавший Тьму ринулся бы её разгадывать, ну, а Ракот Восставший просто сделал шаг, потянувшись рукой к дразняще-близким ветвям.
Мир расступился пред ним и беззвучно сомкнулся вновь.
Для оставшихся в Мири Источника подмастерий Хедина — повелитель Ракот просто растворился в воздухе.
…Здесь пахло, подумал Восставший, сразу всеми мыслимыми лесами всех мыслимых миров. Пахло смолой и вешними соками, пахло радостоно распускающимися бутонами и печальным осенним листопадом. Пахло корой и хвоёй, почками и побегами, пахло всеми деревьями на свете — всё разом.
— Привет тебе, прародительница… — шепнул Ракот.
И поклонился.
Он стоял на земле, усыпанной прелым листом. Но не гниющим, а свежим, звонко-сухим; из-под золотисто-багряного покрова весело пробивалась молодая поросль лесных трав.
Здесь словно разом царили и весна, и лето, и осень. Время цвести и время увядать сливались тут воедино, различия исчезали, смерть и жизнь переходили одна в другую легко, играючи, без мук и страха.
Исполин вздымался перед Ракотом, и Новый Бог не без трепета глядел на дивное создание, равного которому сущее не знало.
Далеко и близко, высоко и низко — всё сразу, всё вместе. Корни напоминали широченные торговые тракты, что во времена óна возводили тёмные легионы Ракота; в трещинах коры укрылись бы крепостные башни и целые бастионы; под каждым листом нашёл бы убежище целый город.
Но действительно исполинское древо выглядело, тем не менее, далеко не столь всеобъятным, как в реальности. Ракот видел, что оно и впрямь простирается от края до края Упорядоченного, сохраняя под своей кроной всё ведомое Новому Богу сущее. Бывший Повелитель Мрака видел лишь зримую манифестацию Мирового Древа, послушно подстроившуюся под доступное его телесному зрению.
Владыка Тьмы усмехнулся. Это обещало приключение — в точности, как любил черноволосый и голубоглазый варвар, в чьём обличье так любил странствовать Ракот.
Он вскинул наперевес чёрный клинок и упругой походкой зашагал к Древу.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
18 October 2014, 21:34
#17


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


А вот кому ещё воительницы Райны?

Валькирия не оборачивалась. За плечами — знала она — закрываются врата Демогоргона, закрываются, пропустив на волю тени асов. Долг её исполнен, то, за чем её посылал сюда отец, свершено. Осталось то, о чём великий бог Óдин, очевидно, запамятовал за ненадобностью.

Не сводя взгляда с великого Древа впереди, Райна начала отмерять шаги — по щиколотку в сером тумане. Нет больше путеводной тропы, но нет и разверзающейся бездны. Серые пределы, как во многих мирах прозывались обиталища расставшихся с плотью душ.

Валькирия невольно глянула себе под ноги — на чём-то ведь она стояла, какая-то твердь тут возникла? Гм, странно. Странно и непонятно. Куда делать бездна, куда исчезла золотая тропа? Ничего не понимаю.

Серое ничто — или нечто? — стало слегка пружинить и прогибаться под ногами, словно моховое одеяло, наброшенное поверх губительной топи. Со всех сторон, окружая валькирию, поднимался густой непроглядный туман, холодный, почти ледяной. Вскоре видна оставалась лишь вершина самого Великого Древа, исчезающая в верхнем слое туч. Райна шла прямо на него, не опуская глаз и почти не глядя под ноги.

Она не заметила, как свет вокруг неё начал меркнуть, а бесформенный поначалу туман — складываться в подобие тёмного пейзажа, с холмами и протоками меж ними. Вроде даже пруды с тростником.
А это ещё что такое? В сгущающемся сумраке Райна вдруг увидала возникший перед нею дом, солидный, надёжный, бревенчатый, словно вроший в вершину холма; чуть поскрипывая на ветру, качалась вывеска: обнявшиеся гном и орк, с парой громадных пивных кружек в руках.
Низкий сруб со множеством окон окружала невысокая же ограда из дикого камня, и, хотя краски по-прежнему оставались смытыми, как и всегда в сумерках, это уже было не серым «ничто».
В окнах приветливо горел огонь.
Скрипнула дверь, на крыльцо упал прямоугольник света, возник тёмный силуэт с фонарём в протянутой руке.
— Гость, кто бы ты ни был — заходи!
Низкий, густой, басовитый голос, исполненный силы.

Под сапогами заскрипел песок — им была засыпана дорожка от внешней изгороди.
Вот и ступени. Древние, тёмные, словно и не из дерева, а из чёрного камня — или это только так кажется в полутьме?
Стоявший на пороге поднял повыше фонарь.
Мужчина, средних лет, могучий телом, широкий плечами, совершенно лысый. Кожа смуглая, словно от загара, словно он вечно на солнце. Он в коротких холщовых портах и кожаном фартуке, под которым голая грудь, бугрящаяся внушительными мускулами. Глаза — глаза словно у хищной птицы, янтарные с узкой прорезью вертикального зрачка.
— Привет тебе, Рандгрид, дочь Сигрун и Óдина, — сказал хозяин. Сказал приветливо, но взгляд его оставался суров. — Входи и садись, если устала. Ешь и пей, если голодна. Наступил вечер, твой дневной путь окончен. Время для беседы и отдыха.
По жилам хозяина текла вместо крови чистая незмутнённая сила. Силой был и он сам. Хозяином, если коротко.
Райна поспешно стащила шлем, взяла на руку, опустилась на одно колено. Губы хозяина чуть другнули в снисходительной усмешке.
— У меня всё по-простому, валькирия Рандгрид.
— Я знаю, великий, — проговорила она, удивляясь, что собственные губы ей ещё повинуются. — Но, коль скоро тебе это и не нужно, но нужно мне. В мире… должно воздавать уважение сильным.
— Как будет угодно гостье, — вновь усмехнулся хозяин. — Заходи и садись к столу. Не побрезгаешь моим пивом? Сам варил.
— Ты, великий? Варил сам? Здесь?
— А ты думаешь, дочь Сигрун, тут одни лишь миражи и скитающиеся души? Что ты сама видела здесь?
Хозяин отступил, повёл рукой, приглашая валькирию внутрь.
Открылась ярко освещённая горница, с большим столом, словно в хорошем трактире. Накрыта белая с красной вышивкой льняная скатерть, стоит угощение, что пришлось бы по душе воину севера: жареный кабаний бок, солёные грибы, мочёные ягоды, тёплый каравай ржаного хлеба.
— Ничего ведь этого нет, да, великий?
— Что значит «нет», Рандгрид? Ты видишь — значит, оно есть. Положишь в рот — почувствуешь вкус. Наешься — ощутишь сытость. Так уж здесь всё устроено.

— Благодарю, — поклонилась валькирия. Положила щит и шлем, отстегнула ножны — альвийский клинок едва не взвыл от негодования.
— Он не хочет с тобой расставаться, — заметил хозяин. Глаза его, глубокие и бездонные, улыбались. — Не давай ему слишком много воли, Рандгрид; он сам себе господин.
Валькирия покраснела, решительно расстегнула пряжку, отложила ножны, даже обмотала их ремнём.
— Благо дому твоему, великий, — в её кружке пенилось пиво.
— Спасибо на добром слове, Рандгрид, — хозяин сел напротив неё, тоже поднял кружку. — Спрашивай. У тебя должно быть множество вопросов.
Рандгрид пригубила пиво. Свежее, превосходное, горьковатое — оно есть? Его нет? Всё — лишь мираж и морок?
— Чему я обязана этой чести, великий? Не требуется быть валькирией, чтобы понять, кто ты. Почему я? Что ты желаешь мне поведать?
Хозяин вновь усмехнулся, как следует глотнул из кружки.
— Не бойся, — он смотрел прямо на валькирию и та чувствовал, как под этим взглядом её почти что разносит на мелкие клочья. — Мне очень редко доводится говорить с такими, как ты. С теми, кто сумел проникнуть ко мне, не умерев. Отдаю должное искусству твоего отца, Óдина. Проскользнуть через первую стену ни мёртвыми, ни живыми, ловко придумано и ещё лучше проделано. Бог, как-никак. Много смертных чародеев пыталось, но мало кто преуспел.
— Великий… — валькири опустила глаза. Едва ли кто во всём Упорядоченном мог бы выдержать взгляд хозяина этого дома. — Великий, прости, что вторглась к тебе непрошенной. Прости, что нарушила вековые законы и уложения. Я много странствовала и ещё больше сражалась, под самыми разными небесами, знаю множство обычае, но в одном они сходятся — за содеянное мной положена справедливая вира.
— Вира? — хозяин поднял бровь. — Да, Рандгрид, положена, ты права. Но я не безжалостен, что бы обо мне ни говорили. И я люблю смелых. А ещё больше люблю тех, что поставили долг превыше всего.
— Ты знаешь, почему я вернулась, великий?
— Конечно. Я не Дух Познания, но тут догадаться нетрудно. Ты пришла за своей матерью. Но — позволь мне предсказать — уйти ты всё равно не сможешь.
— Почему? — Райне хватило силы и гордости вскинуть голову, хотя она и ощущала, как кровь отливает от щёк.
— Потому что валькирии, древние Девы Битвы, были строги и справедливы, — хозяин поставил кружку, взялся за источенный кривой нож с простой деревянной рукоятью, потемневшей от времени, отрезал пласт мяса; из-под поджаристой корочки брызнул сок. — Потому что, отыскав, если тебе суждено, душу Сигрун, ты задашься вопросом — а что же со всеми остальными, что обитают здесь? Разве не достойны они возвращения? Чем твоя мать лучше других? Тем, что её выбрал в своё время древний бог Óдин?
Райна опустила голову.
— Ешь, — хозяин шлёпнул ей на деревянную тарелку изрядный шмат. — Ещь, гостья.
— Прости, великий, — только и смогла выдавить валькирия. — Нет, я… я вернулась только за своей матерью. Древние боги… мы были прямы. Всё, что с тобой случается — есть дело лишь твоих рук. Моя мать Сигрун храбро сражалась на арене и потому благосклонный взгляд моего отца и пал на неё. Она могла сдаться, испугаться, как другие, и тогда он равнодушно прошёл бы мимо. Но мама билась! Билась до конца! — голос валькирии чуть дрогнул. — И потому заслужила, заслужила спасение! Так рассуждаем мы, те, что жили в Асгарде. Я виновата, великий, если вызвала твой гнев. Если уж ты прервал свой многотрудный путь и явился сюда, ко мне…
— Рандгрид, — хозяин поднёс к губам кружку. — Негоже пиву застаиваться.
Валькирия повиновалась, не чувствуя больше вкуса. Внутри всё дрожало.
— Мой гнев, Рандгрид — ничто по сранению с тем, что случится там, за чертой, — хозяин показал широкой ладонью. — Об этом вы с отцом подумали?
— Я повиновалась его слову, — Райна не отрывала взгляда от льняной скатерти.
— Как и положено послушной дочери, — вздохнул хозяин. — Как ты думаешь, Рандгрид, где ты сейчас? Что вокруг тебя?
— Н-не знаю, — призналась валькирия. — Да и как я могу, великий? Сама ли я странствую путями мёртвых, или только мой дух?
— Тут я встречаю гостей, — сказал хозяин, вновь наполняя кружки пенным элем. — Те, чей путь окончился… не так, как должно было бы по справедливости, встречаются тут. И… довершают. Кто-то встречает любимого, кто-то видит, как рождается его ребёнок. Кто-то пожимает руку друга, кто-то примиряется с врагом…
— Прости, великий, — в отчаянии покачала головой Райна. — Слова твои темны, хоть и мудры. Но я — простая Дева Битвы, и я…
— Ай, ай, Рандгрид! — погрозил пальцем хозяин. — Не прячься за маску просто воительницы. Не надо этого, мол, я только мечом размахиваю. Что ты подумала, когда отец твой сказал, что нужно сделать?
— Что это безумие. Что из страны мёртвых не возвращаются.
— Однако все сказания, какие мне только доводилось слышать, — задумчиво сказал хозяин, глядя Райне прямо в лицо, — обязательно повествовали, помимо всего прочего, о героях, которым удалось именно это.
— Не у нас, — покачала головой Райна. — Я провожала павших героев в Валгаллу, и потом они пировали там… сражались… охотились на равнинах Иды… но нога ни единого из них не ступала после этого по землям смертных.

— Так ли это? — сощурился хозяин. — Ты забыла собственную историю, Рандгрид.
— О чём ты, великий?
— Боргильдово поле, Рандгрид. Боргильдово поле. Мёртвые вернулись на земли живых, не так ли?
— Великий, ты хочешь, чтобы я о чём-то догадалась сама? Что-то более могущественное чем ты сам, не даёт тебе сказать прямо?
Хозяин молча склонил голову.
— Рандгрид, дочь Óдина. Вы с отцом зашли дальше всех, пробрались в области, куда допрежь живые не имели хода.
— Быть может, великий, на то была твоя воля?
Новая усмешка.
— Думаю, одно мановение твоей длани — и меня бы не стало, великий.
— Ты ошибаешься, Рандгрид, считая, что всё дело в способности сделать так, чтобы «кого-то бы не стало». Общая ошибка всех Древних Богов; потому-то громадное большинство из них — здесь.
— Разве великий Орёл не всемогущ? Разве не властвует он над всеми мёртвыми, над душами, явившимся под его руку?
— А разве ты говоришь с Орлом? У меня крыльев, по-моему, нету, — усмехнулся хозяин.
— У него может быть множество обличий, — Райна не отступала. Если хозяину угодна эта игра, что ж, она поиграет.
— Это не так, — покачал головой хозяин. — Орёл всего Орёл. Он один и един.
— Тогда кто же ты, хозяин? — Райна собралась с силами, взглянула в тёмные глубокий глаза и глаза вдруг улыбнулись ей в ответ.
— Орёл всеобщ и полон лишь когда Он — Орёл. А я… можешь назвать это одним из Его аспектов.
— Народе клоуна Кицума? — припомнила Райна.
— Кицума? — наморщил лоб хозяин. — Ах, да, Кицум… нет, это мой брат и это аватар, а не аспект. Хозяин трактира «Гном и Орк» никогда не выйдет в тварный мир, а вот таких вот «клоунов Кицумов» по дорогам Упорядоченного странствовало с преизлихом.
— Прости, великий, — Райна смиренно склонила голову. — Но сии материи, право же, не слишком понятны мне. А ещё менее мне понятно, что ты по-настоящему хочешь поведать мне, великий. Я пришла сюда нарушить вековой закон, спасти свою мать…
— Отчего ты решила, что её надо спасать? — перебил хозяин.
— Н-ну… — смешалась Райна. — Она ведь умерла, и я…
— Она не страдает, — жёстко сказал хозяин. — Она — вместе с неисчислимом множеством других, пришедших в домен Орла — занята работой, важной, наверное, важнейшей во всём Упорядоченном. Не стоит думать, что всё и везде устроенно по образу и подобию ваших кошмарных «залов Хель», — хозяин скривился от отвращения, тёмные глаза вспыхнули гневом. — Вот где крылось истинное зло! Обречь души, сознания на вечность мук, мук неизбывных, неискупаемых, когда ничего уже не изменишь! Осудить на медленное гниение, распад, безумие и непредставимое отчаяние, — он медленно покачал головой, гнев его не убывал. — В застойном пруду вода может только гнить, обращаясь в яд, валькирия Рандгрид, дочь Óдина. Так и в ваших «залах мёртвых». Исключённые из великого круга, обречённые на вечный плен…
— Из «великого круга», сильномогучий?
— Из великого круга жизни и преображения, — отрезал хозяин. — Много зла совершили Древние Боги, валькирия Рандгрид. Но нет среди него зла злее всех этих «царств Хель», или как они там именовались в разных мирах…
Райна опустила голову, щеки вспыхнули от внезапно нахлынувшего стыда.
— Я… говорила, — пролепетала она, и смутилась ешё больше, сознавая всю жалкость этой попытки оправдаться.
— Говорила уже сейчас, — сурово отмолвил хозяин. — Говорила, когда перестала быть лишь Девой Битвы, водительницей мёртвых. Но до того… разве не провожала ты павших в вашу Валгаллу, запирая их нам навсегда?
— Не навсегда! — возмутилась валькрия, почти забывшись в праведном гневе. — Но лишь до дня Последней Битвы!
— И что произошло бы потом? — с ядовитой иронией осведомился хозяин. Валькирия вновь смутилась.
— Они бы пали… смертью богов, смертью истинных героев…
— Вот именно, — хозяин откинулся, поднял кружку, хлебнул пива. — Не тревожься, дочь Óдина. Я не судия тебе. Я лишь хочу, чтобы ты поняла. Ваша Валгалла — и множество её подобий под властью других Древних — была такой же неволей для душ, как и ужасное царство Хель.
Райна невольно покачала головой.
— Прости, что дерзаю спорить с тобой, великий. Но залы Валгаллы шумели буйными пирами, герои-эйнхерии предавались воинским забавам, охотились и сражались, проводя время так, как мечтали весь свой земной путь…
— Ты не поняла! — грохнул кружкой о стол хозяин. — Это всё равно был плен, всё равно клетки, всё равно западня. Пиры? Сражения? Охоты? И всё?!
— Разве это не достойные героя заня…
— Нет! — рявкнул хозяин, да так, что Райна невольно отшатнулась. — Ты, полубогиня, отец твой — один из сильнейших Древних — и говоришь такое! Валькирии Рандгрид, быть может, это и простительно — а воительнице Райне нет!
— П-почему, великий? — пролепетала дочь Óдина.
— Подумай, — тяжело взглянул на неё хозяин. — Вспомни, что ты была Девой Битвы не только… не только для того, чтобы волочить павших в эту вашу Валгаллу…


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
13 December 2014, 23:12
#18


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


Очередное...

Асгард высился пред Старым Хрофтом, точь-в-точь такой, каким помнил его Отец Дружин, до мельчайшей детали. Прах и пепел цепко хранили память, и теперь отдали её всю, до последней капли. Асгард сиял прежними огнями, былая его слава словно воскресла вновь, и Один слышал, как за спиной хрипло рыкнул Фенрир, тоже, как и сам Ас Воронов, захваченный воспоминаниями.
Первое дело сделано, ещё два впереди. Одно по сравнению с другим кажется почти ничего не значащим — возродить стены и башни Асгарда в дереве, камне, стали и золоте; и вернуть тела всем павшим асам.
Руны сделали своё дело и ушли. Сотворённые и вычерченные для одного-единственного чародейства, они больше ни на что не будут способны. Отец Дружин пошёл очень на многое, чтобы заполучить их, и расплачиваться придётся очень скоро; но с этими заимодавцами он, скажем так, найдёт способ договориться.
С тенями асов так уже не получится, одними лишь росчерками рун, черпающих во сколь угодно опасных и неверных источниках, ему уже не обойтись. Водитель Мёртвых, Фенрир, да и Райна могли сколько угодно допрашивать его, подступаться с одним и тем же вопросом, мол, как? Как он вернёт тела бесплотным теням?
Но такое, как мы знаем, без особого труда проделал Познавший Тьму, когда его же собственные сородичи штурмовали крепость мятежного мага. Правда, то тело, данное алчному духу, и не должно было прожить хоть сколько-нибудь долго, его участь была — разбиться о граниты Хединсея; Старому Хрофту, конечно, требовалось совершенно иное.
Но пока — пока он просто стоял и любовался Асгардом. Асгардом Возрождённым, что очень скоро вернёт себя настоящие, возведённые из честного камня стены.
И тогда всё станет по-другому. Совсем, совсем по-другому.
У каждого своя игра. Даже лучшие друзья порой имеют интересы, отличающиеся, как день от ночи, а свет от тьмы. Они не лучше и не хуже, эти интересы, просто они… разные.
Старый Хрофт обернулся к Скьёльду.
— Готов ли ты и дальше помогать мне, маг?
Чародей с вытатуированными на черепе драконами лишь молча кивнул.
— И ты по-прежнему не станешь задавать вопросов?
— Богу не задают вопросов, — хрипло ответил волшебник. — Бог сам скажет верному всё, что нужно.
— Какие-то у вас, нынешних, всё-таки неправильные боги, — поморщился Старый Хрофт. — У нас всё не так было. Нас вопрошали, к нам шли, шли с поклонением, но и с вопросами. Начиная от самых простых и жизненных — каким выдастся лето, когда что лучше сеять — и кончая самыми страшными, вечными. И мы отвечали, как могли, чтобы, с одной стороне, не оставить вопрошающего во тьме, а с другой — чтобы люди не сделались нашим тягловым скотом, бездумным и бессловесным, во всём полагающимся лишь на нашу волю и мысль. Мы давали ответы, частенько — уклончивые и загадочные, но давали.
Скьёльд покачал головой.
— Да не сочтёт великий Ас слова мои недозволимой дезростью, но… разве поражение на Боргильдовом поле не значит, что этот путь оказался неверен?
— А разве падение Ямерта не значит, — парировал Один, — что в конце концов мы всё равно одолели?
— Это, — упрямо ответил чародей, — не совсем так. Да простит меня могучий Ас Воронов, — добавил он поспешно.
— Не совсем так? А как же?
— Победили молодые маги, Истинные Маги, Хедин и Ракот, Познавший Тьму и Восставший. Без них не было бы и твоего возвращения, великий Ас, да не разгневается он на горькую правду.
— На правду не гневаются, — помолчав, сказал Отец Богов. — Ты прав, чародей Скьёльд. Да, именно Ракот первым начал мятеж. Он потерпел неудачу, но Хедин последовал за ним — чтобы освободить друга и чтобы занять иное, более подобающее им с Восставшим место в Упорядоченном, освободиться от власти Молодых Богов. Ты прав в этом. Ты неправ в другом — кто вообще научил молодого мага Хедина думать так, что восстание для него стало вообще возможным? Кто показал ему дорогу, кто вывел на верный путь?
Скьёльд покачал головой.
— Великому Асу Воронов нет нужды что-то доказывать ничтожному смертному, его верному слуге.
— Не унижайся, маг, у тебя это плохо получается, — фыркнул Один. — Ты не мой слуга. Ты решил помочь справедливому делу, и за то я тебе признателен. Ты и твои сородичи всегда будут желанными гостями в Валгалле. Но ты не понимаешь. Именно я заронил в душу Познавшего Тьму зёрна сомнений. Именно я научил его думать, а не просто верить. Он стал тем, кем стал, благодаря мне!
— Да, великий бог, — смиренно склонил голову Скьёльд. — Замечу лишь, что он скверно отблагодарил тебя за всё твоё добро, коль уж сейчас, столько эонов после падения Ямерта, высокие залы Асов так и не восстановлены, и тебе помогаю я, ничтожный, а не вся мощь Новых Богов Упорядоченного.
— Откуда я знаю, что ты не тайный слуга Хедина? — пожал плечами Один. — Мне это не важно, поверь. Познавший Тьму — мой друг, и воевать с ним по-настоящему нам не придётся.
— Боюсь, ты ошибаешься, Ас Воронов, — покачал головой Скьёльд. —Тебе лишь кажется, что Хедин — твой друг. На самом же деле он ничем не отличается от Ямерта. Точно так же, как и Молодые Боги, Боги Новые просто хранят то, что есть, судорожно затыкая дыры и латая прорехи. Они не понимают, куда надо двигаться. У них нет стратегии. Они не видят будущего Упорядоченного, не желают замечать грозных пророчеств, и, рано или поздно, им за это придётся расплачиваться. Кто-то бросит им вызов, кто-то встанет на их пути. И, я верю, что ты это уже сделал, Отец Богов.
Хрофт лишь неопределенно отмахнулся.
— Довольно слов, Скьёльд. Нам надо передать послание гномам. Подгорный Народ крепко хранит раз данные клятвы; ручаюсь, они смогут заполнить пустоту этих пока ещё не настоящих стен ничуть не хуже, чем в своё время Фазольт и Фафнер.
— Я могу, — вызвался Фенрир. — У меня это быстро. Одна нога… то есть лапа… там, другая уже здесь будет!
— Хорошо, племянник, — улыбнулся Старый Хрофт. — Ты, Ястир! Согласен ли ты тоже помочь мне?
— Странный вопрос, великий Ас, — в голосе бывшего Водителя Мёртвых скользнуло нечто наподобие усмешки. — Разве не встал я всем существом своим на твою сторону? Разве не связал свою участь с твоею?
— Хорошо, — кивнул Хрофт. — Тени асов освобождены Райной, но так просто связь с миром мёртвых не разрубить. Недаром даже мы, хозяева Валгаллы, в пору нашего полного владычества над этим миром, не могли своей волей сделать кого-то бессмертным или вернуть душу из залов Хель. Сможешь ли ты вновь пройти Чёрным Трактом, Ястир?
— Ястир не сможет, а вот Яргохор вполне себе пройдёт, — былой сородич Ямерта вскинул видавший виды серый меч. — Что нужно добыть в тех краях?
— Когда я даровал дочери Локки власть над страной мертвецов, — медленно сказал Один, — я сам не знал мощь этого моего слова. Не ведал пределов той власти, что вручена подземному трону. Хель мертва и уже вернуть раз вручённое не сможет. Но ты, Водитель Мёртвых, поставленный Молодыми Богами меж двух миров, сможешь отыскать тропку к тому, что по-прежнему делает залы Хель тем, что они есть.
Ястир с сомнением покачал головой.
— Великий бог, я бессчётное число раз проходил Чёрным Трактом, бессчётное число раз спускался в Хель. Мне трудно уразуметь, что именно ты имеешь в виду и что я должен там отыскать. Быть может, нам следует отправиться туда вместе?
— Нет, —Старый Хрофт не колебался ни мгновения. — Я никогда не был богом мёртвых, никогда не имел над ними власти. Вернее, пока имел — сам того не ведая, вручил её всю, без остатка, в руки Хель. Я не смогу помочь тебе там. Тебе придётся вновь сделаться Яргохором, друг мой, пусть и на короткое время.
— Я готов, — Ястир не колебался. — Что ж, постараюсь… хотя это больше походит на загадку из сказки, пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что…
— Ну, куда идти-то — вполне понятно, — заметил Скьёльд.
— Залы Хель обширны, — возразил Водитель Мёртвых. — К тому же там… должен быть непорядок. Души-то неприкаянны!
— Я уверен, что мой друг Хедин не оставил это без внимания, — Хрофт остался невозмутим. — Пусть это тебя не заботит, Ястир. Отправляйся немедля, и возвращайся как можно скорее.
— С чем возвращаться? — не выдержал Ястир. — Может, там есть какой-нибудь скипетр подземного царства, или там корона Хель, или хоть что-то подобное? Что можно и впрямь найти и принести?
— Ну ты и шутник, Ястир, — усмехнулся Отец Дружин. — Разумеется, там нет никакого скипетра. И короны тоже нет. Хель оказалась первой, чья власть… не зависела от всяких там колец, мечей, щитов или копий. Даже таких, как мой Гунгнир. Единственное, чем смогу тебе помочь… разыщи трон, на котором восседала дочь Локи. Побудь там. Задержись, осмотрись. Пусть то место само подскажет тебе, что способно окончательно разорвать путы души, вернувшейся из владений Демогоргона.
— Соборный Дух ведь никогда не имел к этому отношения, так? — встрял Скьёльд.
— Не имел, — подтвердил Один. — Залы Хель — наша работа, работа асов.
— Что ж, — пожал плечами Ястир. — Это уже лучше. Я не замедлю, великий бог. Заодно и… погляжу, не прислали ли Новые Боги кого мне на замену.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
22 April 2015, 23:49
#19


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


}{един, Враг Мой.

Пролог.

В залах Хель творилось что-то несусветное.
Вампир Ан-Авагар замер, прислушиваясь. Вокруг так же покорно застыли собранные им души, им ещё только предстояло отправиться Чёрным Трактом.
Холодное небо, холодные тучи. Колючие и злые звёзды проглядывают в разрывы, пялятся на бесплодные земли, ставшие добычей если и не вечной зимы, то, во всяком случае, вечной осени.
Ан-Авагар досадливо поморщился — сейчас, казалось, ему мешал даже слабый и неверный звёздный свет. Мешал сосредоточиться, мешал дотянуться до источника возмущений, залегавшего глубоко под землёй.
Тревога. Тревога. Тревога — не суйся туда, не суйся ни в коем случае, услужливо подсказывали все проверенные вампирьи чувства. Не суйся — сам ведь едва-едва сорвался с крючка Наблюдающих, кем бы они в конце концов ни оказались. Не лезь, куда не просят. Выполняй приказ. Делай порученное. Сказано — собирай души и тащи их на Чёрный тракт — вот и тащи. И умствовать тут нечего.
Но нет. Не получалось, не выходило, потому что там, внизу, за вратами Хель, где кончалась дорога душ, случилось что-то поистине из ряда вон.
Клара Хюммель не осталась бы в стороне, укоризненно шепнул кто-то в самое ухо. Нет, не кто-то — он сам. Клара Хюммель тряхнула б головой, поправила бы густую и длинную косу, и бестрепетно шагнула бы вперёд, не думая, с чем или с кем ей предстоит столкнуться.
Вампир огляделся. Да, кое-чему научился, кое-чего добился, не без самодовольства подумал он. Души — вон они, все тут, хоть сдавай по счёту да по описи. Никуда не деваются, идут, словно утята за матерью-уткой. И уже не возражают, если так можно сказать.
Ан-Авагар знал, что стал сильнее, несмотря на все свои жалобы. Куда сильнее — сейчас его слова послушался бы не один затерянный погост, а, наверное, все кладбища на три дня пути от Поколя. И души слушались беспрекословно. Вереницы и вереницы их, как и встарь, покорно влачились просторами Гнипахеллира, покорно следовали за вапиром и безмолвно исчезали в провалах Хель.
Что ж, придётся заглянуть и поглубже.
Спасибо Яргохору, поспособствовал.
Он привычно послал неслышимую живым команду, и несколько тысяч душ, растягиваясь длинной цепочкой, потянулись следом. Вампир шагал впереди, уже раскрывался зев пещеры, когда оттуда, с Чёрного тракта, незримым кнутом хлестнуло вырвавшейся на волю силой.
Ан-Авагар успел прикрыть глаза — но на скулах кожа лопнула, словно и впрямь рассечённая хлыстом. Он зарычал, сжимая кулаки.
Врешь, не возьмёшь! — пришла совершенно не-вампирская мысль.
Врёшь, не возьмёшь!
Слишком, слишком по-человечески. Ну или по-гномски.
Так, стоп. Не зарывайся, Ан-Авагар. Прежде, чем лезть, очертя голову, на рожон, надо сделать так, чтобы на Гнипахеллире всё оставалось бы в порядке.
Вампир вздохнул, утёр покрывшую щёки чёрную кровь, уже успевшую остановиться.
Легко сказать «сделать так, чтобы всё оставалось в порядке»! Легко сказать, да трудно сделать.
Конечно, за время водительства мёртвыми появилась у него пара-другая мыслишек, что вполне бы могла оказаться и дельными.
— Не знаю, — проворчал он себе под нос, — почему это никому доселе не пришло в голову. Ну зачем держать здесь особого Водителя Мёртвых, если — надеюсь! — вполне справятся обычные заклятия? Ну, конечно, да, не совсем обычные. Даже, если разобраться, совсем не обычные. Но не для великого же Хедина! Значит, была на то причина. И причина более чем серьёзная. Но ничего, я же быстро! Туда — и обратно. Без задержек. Может, там с Яргохором случилось чего…
Словно отвечая ему, по Чёрному тракту словно бы вновь пронёсся сухой и горячий ветер. Швырнул в лицо вампиру какие-то иссушённые до полной неузнаваемости обрывки. Мёртвые листья, сказал бы Ан-Авагар, лежи перед ним обычный лес.
Но лесов там не было.
А были почти бездонная пещера, где по-прежнему дремал Гарм. И прислужники Хель, словно заведённые, который уже век тупо выполнявших одну и ту же работу.
Бессмертный пёс, вскормленный мясом мертвецов. Игрушка и забава владычицы Хель. Созданный словно в насмешку над Древними богами Асгарда, посадившими на крепкую цепь великого волка Фенрира, брата Хель.
Вампир вздохнул, покачал головой. Да, он устал, устал, как никогда не уставал до этого. Даже там, в мире, где он встретил Клару Хюммель, казалось, было легче. Тут, правда, не было боли, но вот усталость сейчас превозмогала вообще всё.
Нет, надо идти. Вот только управлю тут, чтобы ничего не случилось, пока не вернусь.
Он уже почти достиг с душами обычного предела, где их уже подхватывал незримый поток, увлекавший мёртвых прямо к вратам их царства, где самому Ан-Авагару можно было поворачивать назад, привычно выдохнул, повёл плечами, точно сбрасывая тяжкую ношу, когда из глубины вдруг донёсся яростный рык.
Души так и шарахнулась, словно подхваченные ветром мотыльки. Хотя, казалось бы, что им, бестелесным, может сделать пробудившийся Гарм?
— Вот так так… — прошептал вампир.
Великий Хедин рассказывал об этом. С этого начиналось его восстание. Его и его названного брата повелителя Ракота.
А что возглашает это пробуждение?
Кто выльет на тела мёртвых, предназначенных в пищу Псу, сонный отвар?
Клара Хюммель бы не колебалась.
Вампир зло сощурился.
Что ж, оно и к лучшему — чтобы два раза не ходить.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Анонимный Маймон...
04 May 2015, 21:58
#20


Акула Пера
*****

Модератор форума Ника Перумова
13 273
18.1.2005
8 535



  33  


Еще кусочек.


— Идём за ними, что ли, — буркнул Ракот огромному ворону. Чёрная птица вскинула голову, посмотрела алыми глазми о четырёх зрачках каждый. Расправила крылья, словно соглашаясь.
— Каррр!
— Всё притворяешься, — покачал головой Восставший. — Ну, как тебе будет угодно. Пошли!
Он старался держаться чуть позади Сигрун и Райны. Мать валькирии шла, не глядя перед собой — смотрела только на дочку. И, наверное, едва ли вообще слышала хоть слово из того, что, захлёбываясь, торопилась рассказать ей Райна.
Здесь, в посмертии, Сигрун не казалась ни древней старухой, ни, напротив, юной молодицей. Крепкая, статная женщина, не утратившая ещё красоты. Высока ростом — поспорит с ним, Ракотом! — ступает мягко, уверенно. Дай ей в руки копьё и щит — славная вышла бы воительница. Было в кого Райне расти, не только от отца унаследовала она умение и дух.
Дорога сама ложилась им под ноги. И Ракот уже догадывался, куда она ведёт.
Расстояния здесь, во владениях Великого Орла, похоже, были понятием более чем относительным. Трактир с обнявшимися гномом и орком на вывеске появился словно из ниоткуда, вынырнул из внезапно рассеявшейся мглы. Двери гостеприимно распахнуты, вьётся дымок над крышей, поднимается к серому небу…
Заходите, гости дорогие.
— И ты тоже? — хмыкнул Ракот, когда ворон, сложив крылья, явно вознамерился пробраться внутрь. — А у хозяина спросил?
Ворон обиженно каркнул, но послушно заковылял прочь и устроился на заборе.
— Не свались смотри, — бросил на прощание Ракот и шагнул через порог.
Внутри всё оставалось, как и в прошлый его визит.
Хозяин поднялся из-за длинного стола, уставленного яствами. Огромный, мощный, с блестящим наголо обритым черепом. Кожаная безрукавка открывала мощные мускулы.
— Ну, с возвращением! — пробасил он, улыбаясь. — Привет тебе, Сигрун, дочь Хримвальди. Привет тебе, Рандгрид, дочь Óдина. И тебе, Ракот, сын… — Трактирщик хитро прищурился.
— У Истинных Магов нет родителей, — гордо бросил Восставший.
— Нету, нету, спорить не будем, — ухмыльнулся хозяин. — Садитесь за стол, гости дорогие! Всех встречаю я на дороге к нам, а вот от нас — доселе не приходилось!
— Привет дому твоему, могучий, да будет благополучен твой кров, — Сигрун церемонно поклонилась сперва очагу, затем порогу и лишь после этого — самому Трактирщику.
— Сядь, дочь Хримвальди, — хозяин протянул Сигрун руку, повёл на почётное место, усадил.
— Великий, я…
— Ведаю, — перебил Трактирщик. — Ведаю. Рандгрид, ещё уходя от меня на поиски, хотела вывести тебя отсюда. Вернуть к жизни.
— Но это невозможно?! — голова Сигрун поникла.
— Кто тебе это сказал, дочь йотуна? Óдин, отец твоей дочери, привёл в действие могучие силы, сотрясшие всё сущеее. Ныне возможно всё — до срока, пока не установится новое равновесие. Да ты ещь, Восставший, ешь, не сиди с разинутым ртом.
Ракот досадливо поморщился и, скрывая неловкость, схватил полуведерную кружку с элем. Эль оказался хорош, холодный и горьковатый, в самую меру. Откуда у Трактирщика пивоварня?
— Я не остановлю тебя, Сигрун. Но помни, что там, за пределами владений Великого Орла, тебе вновь предстоит стать призраком. До поры, пока твои дочь с мужем не найдут способа вернуть тебе тело. Это не должно быть слишком уж трудно.
— Спасибо тебе, великий, — Сигрун прижала ладонь к сердцу.
— Не благодари, — отмахнулся Трактирщик. — И не зови меня «великим». Я лишь малая часть великого, не всё оно. Да и не в этом дело. Помни, что у призраков в Упорядоченном много врагов. Начиная с дурных заклинателей, так и норовящих поработить неприкаянную душу, и заканчивая водителями мёртвых самых разных мастей и прозвищ — того и гляди, уволокут тебя обратно!
— В залы Хель? — вздрогнула Сигрун.
— Может, и в залы Хель. Может, ещё куда. А может, и к Спасителю. Что, говорят, ещё хуже.
— Тебе это точно ведомо? — подался вперёд Ракот. — Ты… видел это, хозяин?
— Если ты к тому, что не бывал ли я «во владениях Спасителевых», — тяжело усмехнулся Трактирищик, — то нет, не бывал. И никто не бывал. Видящие и мистики не в счёт — они видели, что им позволено было увидеть. Не более того. Уж я наслушался их рассказов, поверь. Наслушался с преизлихом.
— Я защищу маму, — резко и решительно сказала Райна, положив на стол сжатые кулаки. — От всех. От заклинателей и от водителей. Есть у меня один такой в знакомцах, ничего страшного. Справимся. И от Спасителя тоже! Про него я тоже всякого-разного слыхала, а потом и сама увидела. Ничего, сладили. И теперь сладим!
— Слова истинной валькирии, — одобрительно рыкнул Трактирщик, а Сигрун взяла дочку за руку, прижала кисть к своей щеке. Кажется, вот-вот заплачет. — Идите, да будет лёгок ваш путь; хотя что я, не будет он таким, конечно же. Другие постараются поставить вам преграды, не я.
— Те, о ком ты нас предостерег, хозяин?
— Хотелось бы верить, что лишь они. Но… шторм порой заставляет подняться к поверхности самых жутких придонных тварей. Они не могут там жить, но, прежде чем умереть, могут… натворить дел. Будьте бдительны, вы трое! Не стану спрашивать, что будете делать. Дело вас само найдёт.
Ракот слушал молча, сузив глаза. Конечно, Демогоргон велик, могущественен и страшен. Страшен даже если, как сейчас, говоришь не с ним самим, а крошечной его частью, аспектом общего. И он, как-никак, Новый Бог, один из двух хозяев Упорядоченного, слушает Трактирщика сейчас, словно мальчишка-новичок, только взявший в руку меч, слушает опытного десятника.
Он подавил гнев. Здесь, в стране мёртвых, его власти не было.
— Ешьте и пейте, — сказал Трактирщик, понимающе подмигнув Восставшему. — Ешьте и пейте, дорога предстоит дальняя.
— Постой… — Ракот протянул руку. — Постой, хозяин. Почему ты не скажешь больше? Не скажешь и Древе и его корнях? Не скажешь о душах, что ухаживают за ним, и о чёрных бестиях? Не скажешь о том, где кончается золотая тропа и о том, что лежит за ней?
— О-о, — посерьезнел Трактирщик. — Нет, Восставший, не скажу. Даже если бы знал. Я ведь тут, чтобы слушать мёртвых и говорить с ними. Что ты увидел, познал, что с собой унесёшь — оно твоё и только твоё. В мире ушедших может быть поводырь, но не более. Я вам направил — не требуй от меня большего.
— У ворона спрошу тогда, — из чувства противоречия буркнул Ракот.
— Ворон скажет «карр», — усмехнулся хозяин.
— Иногда я задумываюсь, зачем вообще Упорядоченному понадобились вы двое, — парировал Восставший. — Только и можете, что многозначительно изрекать нечто туманное. Орёл представляется хозяино придорожной харчевни…
— Но очень хорошей, прошу заметить!
— Замечаю. Очень хорошей, но харчевни. Дракон переоделся вороном и сидит на жердочке, время от времени забавляясь карканьем. Не сомневаюсь, он находит это — как и всё происходящее — очень забавным.
— Находит, — кивнул Трактирщик. — Такова его природа. Таким он сотворён. Всё на свете для него — забавно. В большей или меньшей степени. Клясть его за это так же бессмысленно, как клясть ураган за то, что он срывает крыши, или океан — за то, что штормит.
— Есть духи ветра и духи воды. Есть стихиалии. Есть морской народ. Нимфы, океаниды, нереиды и так далее, — не согласился вдруг Восставший. — Есть колдуны и чародеи, что способны вызвать бурю и утопить корабль. Так что не всегда твой пример будет хорош, хозяин.
— Верно, — медленно сказал Трактирщик. — И вот потому-то Упорядоченному нужны вы с Познавшим Тьму. Чтобы тот, у кого утопили корабль, знали, к кому идти за защитой.
Ракот наморщил лоб, губы его плотно сжались. Райна и Сигрун глядели на них с Тратирщиком в явном замешательстве.
— К нам никто не идёт за защитой, — пожал плечами Ракот. — Мы не вытираем носы и завязываем бантики. Хочешь отомстить — мсти. Если сумеешь. Не сумел, не смог — значит, плохо хотел, плохо готовился. Неудачники сами готовят своё падение. Наше с Хедином дело — что всё вообще не пошло бы прахом. Чтобы не вырвался Неназываемый. Чтобы Дальние не получили бы шанса воплотить свои безумные планы. Но ты уходишь в сторону, хозяин. Мы вели речь о природе Великого Орлангура. О том, что вся совокупность миров для него — лишь забава. Он давал советы Хедину, однако в решающий момент не обнажил меча и не встал с нами…
— Потому что хватило его слова, — перебил Трактирщик. — Слова, что сильнее меча.
— Пустые слова, — с досадой покачал головой Ракот. — Слушай, хозяин! Перед нами война, война небывалая. Против нас с братом — все, кому не по нраву мирно живущее Упорядоченное. Ну, или пусть не очень мирно, — поправился он, видя ухмылку Трактирщика, — но своей собственной волей. Смертные и бессмертные, право же, неплохо справляются с разнообразным злом, что подбирается к их порогу. Нам с Познавшим достаточно сдерживать тех, кто не по зубам простым обывателям, да простится мне такое сравнение…
— Прости меня, могучий, — негромко сказала вдруг Сигрун, и все воззрились на неё с изумлением, даже Трактирщик. — Я-то сперва решила, ты Рани моей дружок, да ошиблась, такое вот дело… — она поправила волосы, на щеках разгорались алые пятна, словно была она живой, из плоти и крови. — Поведала мне дочка, кто ты таков, что высоко сидишь да гордо ходишь, однако нельзя так.
— О чём ты, женщина? — вырвалось у Ракота, а густые брови Восставшего сдвинулись.
— Нельзя без богов-то, — простодушно сказала Сигрун, не обращая внимания на тон брата Хедина. — Нельзя без вас. Вот пока стоял Асгард, всё в нашем Хьёрварде в порядке было. Знали, к кому идти за справедливостью, у кого добрый урожай просить, кто роженице с дитём разродиться поможет, кто на море защитит-оборонит…
Ракот отвернулся. Он прошёл до конца, он стоял на вершине Великого Древа, он лицезрел самое таинственное, что оставил после себя в Упорядоченном его Творец — своё Око; Восставшему было не до пустых разговоров. А пустым разговорами Ракот почитал почти всё, если, конечно, это были не слова названного брата. С ним тоже можно было не соглашаться, но куда чаще Познавший Тьму оказывался прав.
— Вот дочка мне и рассказывает, — продолжала меж тем Сигрун, — что великий Óдин, отец богов, Асгард возрождает, всю родню свою хочет вывести, жизнь им вернуть — и верно! И правильно! Должен простой люд видеть своих богов! А не то забалует, заозорует. С пути собьётся. Такого наворотит-наломает, что самим потом тошно станет, да уж поздно. Не прятаться надо, а, напротив, путь указывать, уж коль ты бог.
Райна улыбнулась, положила матери руку на плечо, слегка пожала.
— Ну и дела, — медленно сказал Ракот. — Люди, вы же свободные от рождения — а всё норовите в хомут влезть, кого-то на загривок себе посадить. Древние Боги не белыми и не пушистыми были, мать валькирии. Множество — так и вовсе злобными, кровавыми, мстительными. Власть любили, за неё держались, без жерт на их алтарях и дня не проходило. И жертвы-то настоящие, человеческие. Или иные, но тоже из разумных рас. Всякие они были, боги твои, почтенная. Меня хоть и прозывают Восставшим, хоть и звал в свё время Владыкой Тьмы — а иных из тех Древних сам бы, своей рукой положил. Сами жить надо, своим умом! А не спины гнуть да кланяться всем, кто… кто по облакам проскакать сумеет. Такое у нас в Поколении все могли. Вот только богами от этого не становились.
— Скоро сами всё увидите, — загадочно посулил Трактирщик. — Да что ж вы всё не едите, гости дорогие? Не видение то, не обман. Сытыми выйдите, дорога у вас дальняя.
Ракот хмыкнул и последовал совету хозяина.

* * *

— Прощай, Восставший. Не знаю, увидимся ли, — хозяин трактира не протянул руки. Стоял, упершись в притолоку.
— Эля я бы с тобой охотно выпил, — усмехнулся Ракот. — Да и на ристалище с тобой силушкой померялся.
— Погоди вслух желать, — предотстерг Трактирщик. — Сбываются порой такие желания-то, и куда быстрее, чем нам того бы хотелось…
Ракот только дёрнул плечом.
Сигрун хозяину поклонилась в пояс.
— Спасибо за хлеб-соль, за ласку и помощь. Знаю, что вновь к тебе приду, хозяин дорогой. Но спасибо, что позволяешь с дочерью побыть, с нею одними дорогами ходить, глядишь — и замуж выдам честь-честью, внуков дождусь…
— Какие ж у валькирии дети? — громко фыркнула Райна.
— У Сигдривы были, — улыбнулась мать воительницы.
— Она не была валькирией!
— А ты?
— Я… я… — аж покраснела Райна, — я — она! Асгард возрождён! Я вернусь к отцу. Мы вернёмся вместе. Он примет тебя с честью, клянусь!
Сигрун сдержанно улыбнулась, опустила взгляд.
— Не будем об этом пред чужими, дочь. До встречи, досточтимый хозяин! Надеюсь, не слишком скорой. Но теперь мне будет куда легче. Бояться уже не стану. А, когда первый раз глаза открыла, когда увидала хмарь да туман, да алые окна твои в сумерках…
Она поёжилась.
— Прости, — с грустью сказал Трактирщик. — Всё это не мной устроено. Я, как мог, обустроил, что мог. Трактир вот мой. Стол богатый, очаг, огонь тёплый. Еда, опять же. В пределах, мне отпущенных.
— Что ж, — Ракот сделал первый шаг прочь, — тогда передай, хозяин, кому следует, кто устанавливал тебе пределы, что настанет день — и мы с ним отдельно потолкуем. Я и брат мой Хедин. А не сможет Познавший Тьму — так я и один смогу.
— Передам, — улыбка Трактирщика оставалсь печальной. — Собственно, то единое, чего я есть лишь часть, всё уже и так узнало.
— Вот и отлично, — встряхнулся Ракот. — Вы со мной, почтенные?
— Да. Да, — в один голос отозвались и Сигрун, и Райна.
— Тогда идём. Прощай, хозяин ласковый! И ты прощай, вран-птица чёрная. Золотому Дракону привет передавай.
— Каррр!
— Вот именно. Каррр. Ну, и на том спасибо.
— Ровного вам пути, Райна, Сигрун и Ракот. Двери для вас приоткрою.
Туман сомкнулся за их спинами непроглядным занавесом. И — всё, точно ничего никогда и не было. Не стоял трактир с обнявшимися гномом и орком на вывески, не светились его окна, на горел огонь в очаге и не ломился стол от яств.
Только мгла, холодная и мокрая.
За спиной Ракот слышал быстрые шаги — Райна и Сигрун старались не отстать.
А потом в глаза им брызнул свет — серый и неяркий, свет северного осеннего утра, но после туманной хмари даже он казался слишком сильным, режущим глаза.
И сразу же — ощущение жизни. Потока магии, дикого и неупорядоченного, что несётся круговоротом через всё Упорядоченное.
Домен великого Демогоргона остался позади.


--------------------
Боги больше не пьют. (с) Хедин
Ты не видел и малой толики того, на что способен Познавший Тьму. А я, честно признаться, и видеть не хочу. (с) Хрофт
Эти альвы обнаглели едва ли не совершенно. (с) Сигрлинн
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post

3 V  < 1 2 3 >
Reply to this topicStart new topic

 

: · ·

· · ·

: 28 March 2024, 21:16Дизайн IPB
Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru