Дмитрий Володихин, Утопия и мистика в советской и российской фантастике

[Андрона]

Новая статья Дмитрия Володихина о творчестве Стругацких.

Дмитрий Володихин "РАССТАВАНИЕ С БАГРОВЫМИ ПЯТНАМИ".

***В творчестве Аркадия и Бориса Стругацких есть период, который иногда называют «ранним романтизмом». Это еще не те Стругацкие, которых будет неистово любить советская интеллигенция, это еще не те Стругацкие, которые займут нишу в тонком, почти прозрачном слое ее духовных учителей. Но это уже известные писатели со своим кругом поклонников. «Ранний романтизм» -- до «Трудно быть богом», до «Далекой радуги», до Пикника на обочине», до «Улитки на склоне» -- сыграл роль колыбели, в которой подрастало художественное мастерство АБС. Он занял не так уж много лет: с середины 1950-х до 1962-го, -- и составил литературное младенчество, а за ним и детство Стругацких…
***Долгое время для советской фантастики визитной карточкой Стругацких была большая повесть «Страна багровых туч» (1957). По прошествии изрядного времени она перестала нравиться самим авторам. Однако в свое время она была для них чем-то вроде кандидатской диссертации на звание писателей-фантастов. У АБС появилась своя большая книга, а значит, они, как мыслил издатель в те времена, -- «проверенные товарищи». Значит, их можно публиковать и дальше. Ни повесть «Извне», ни многочисленные рассказы, появившиеся у них во второй половине 50-х, такого значения, разумеется, иметь не могли.
***«Страна багровых туч» -- плоть от плоти советской приключенческо-фантастической литературы. Тот же самый романтизм первооткрывательства, «звездопроходчества», тот же самый героический энтузиазм, та же самая искренняя любовь к науке и технике.
***Но вещь что называется, «выделилась» из общего фона выходившей в те годы фантастики. Ее полюбили как издатели, так и читатели. Неплохо отозвался о ней и свой брат писатель, что вообще случается весьма редко… Успех к повести пришел не только по той причине, что фантастической литературы тогда вообще выходило относительно немного. У «Страны багровых туч» были определенные литературные достоинства, доставившие немало приятных часов любителям НФ.
***Прежде всего, и, наверное, самое главное: АБС не работали «крупными мазками». У них нет «вообще ураганов», «вообще космонавтов», «вообще трудностей», «вообще техники». Стругацкие проявили необыкновенную по тем временам цепкость к нюансам и к характерам. Они давали увидеть, как выглядит вездеход, услышать, как воет ветер, почувствовать всё буйство урагана, вникнуть в тонкие обстоятельства, приводящие экспедицию к невероятно сложному положению. Читатель понимал, какие горы на Венере, какой там воздух, какие особенности психологии землян втравливают их в конфликт, а какие выводят из него. Стругацкие, не вдаваясь глубоко в психологию персонажей, позволяют почувствовать всю разницу между этими людьми и всю бытовую естественность их поведения.
***Работая над фантастическим произведением, АБС оставались реалистами. Их люди ни в чем не напоминали «звездных капитанов», грудью рассекающих галактические пространства, силой воли преодолевающих скорость света и напряжением мечты перепрыгивающих через черные дыры. Их персонажи болели, унывали, делали ошибки, время от времени ругались между собой, и ругались крепко – так, что критика сделала «грубость выражений» своего рода ярлыком для ранних текстов АБС. Одним словом, это были всё те же люди, что и в настоящем, с их силой и слабостями. Люди, хотелось бы подчеркнуть, а не вздрюченное лозунгами живое железо.
***Приключения, выписанные Стругацкими, всегда оставляли впечатление настоящих, поскольку от них исходила явственная опасность. Экспедиция, штурмовавшая Венеру, понесла тяжелые потери. Двое погибли, почти все остальные получили ранения, пострадали от болезней. Притом один из участников экспедиции, Богдан Спицын, погиб, в сущности, из-за ерунды – неисправность скафандра, да еще передвижение по очень своеобразной местности – «лесу каменных столбов». Эта потеря придала обстоятельствам штурма планеты оттенок аутентичности. Убери эпизод со смертью Спицына, и текст очень многого лишится в читательском доверии. «Потери в живой силе и технике» -- то, чего весьма часто не хватает посредственному сюжету для выхода на более высокий уровень. Когда «наши» изо всех передряг выходят с легкостью, в лучшем случае, слегка запачкав костюмчики и поцарапав пальчики, грош цена таким передрягам: кто их назовет достоверными! Персонажам АБС доставалось крепко. Зато и достоверность рискованных обстоятельств у Стругацких неизменно получалось на высоте.
***Аркадий Натанович требовал при создании «Страны багровых туч» хорошего авторского языка и «разнообразного языка героев».
***С этим вышло… пятьдесят на пятьдесят. Язык «Страны багровых туч» -- спокойный, гладкий, прозрачный, без особых стилистических красот. Эта прозрачность и литературная правильность отличает его в лучшую сторону от большинства текстов, созданных советскими фантастами 50-х. Но обилие причастных оборотов, наречий, прилагательных, немалое количество сложносочиненных и сложноподчиненных конструкций придает тексту солидную неспешность, а это далеко не лучшее качество для приключенческой вещи.
***«Разнообразным языком» разговаривают лишь трое экспеционеров: стальной начальник экспедиции Ермаков, романтик-Юрковский и сверхвежливый Крутиков. Остальным досталась одна и та же лексика, один и тот же ритм речи. Очень быстро АБС научатся словесным играм, тонкой лексической профилировке персонажей, подбору темпа и прочих особенностей речи, по которым их героев легко различить, даже если в длинном диалоге отсутствуют имена. Но в «Стране багровых туч» все перечисленные достоинства присутствуют лишь в зачаточном состоянии.
***Сюжет повести не сбалансирован: на главное – собственно, «штурм» Венеры, плюс исследования Урановой Голконды – отведено менее половины от общего объема книги. «Подготовительная» часть неоправданно велика. Действие развивается весьма медленно, тягуче. Художественная ткань отягощена многочисленными научно-техническими отступлениями, которые интересны тем, кто любит покопаться в научпоповских брошюрках, но не нужны колоссальному количеству читателей, с нетерпением ждущих развития сюжета. Всякий новый шаг экспедиционеров получает солидное обоснование: так надо было поступить, потому что… далее абзац, два или три неспешных рассуждений. Несколько страниц текста отданы под выдуманную историю венерианских экспедиций, несколько страниц под описание космического корабля «Хиус», две страницы – под устройство вездехода «Мальчик»...
***Подобная писательская манера напоминала нелюбимую самими АБС «жюльверновщину».
***Ни язык, ни способ построения сюжета не давали АБС драйва, и его в тексте не сыскать днем с огнем.

(продолжение следует)

[Андрона]

Дмитрий Володихин "РАССТАВАНИЕ С БАГРОВЫМИ ПЯТНАМИ". (продолжение)

***Психология главного героя – водителя вездехода Быкова – показывается (а в значительной степени «рассказывается») изнутри. «Он почувствовал…», «он подумал…», «ему представилось…». Характер главного героя вырос из нескольких удачно подобранных мелочей; он выглядит правдоподобно, живо; но когда Стругацкие пытаются углубить его, пускаются в психологизирование, то это не даёт никакой глубины, лишь утяжеляя текст. АБС – не-психологичны. Ни в одном тексте. «Диалектика души» -- не их сильная сторона. Они создают персонажей малым числом метких штрихов; персонажи начинают жить и действовать; но чуть только Стругацкие пытаются залезть к самым корням личности, у них получаются лишь бессмысленные навороты. Не напрасно Аркадий Натанович при начале работы над «Возвращением» упрекал брата: «У меня сильное подозрение, что ты прешься не по той дорожке – слишком тебя занимает психология. От одной психологии добра не жди». Впоследствии эта собственная творческая особенность была братьями осознана в полной мере. С начала 60-х они перестанут пытаться играть в психологизм, довольствуясь тем, что у них всегда получалось отменно – меткими «беглыми» портретами, да точным подбором действий, отлично мотивированных для данного конкретного персонажа. Но в «Стране багровых туч» до этого пока далеко.
***Повесть, созданная в тяжелой борьбе с редакторами и цензорами, для 50-х звучала свежо. Однако ее авторы в лучшем случае могли считаться хорошими писателями НФ, не более того. Чтобы их имя громко зазвучало по всей стране, они должны были не только сменить идейный багаж, но и «поставить» принципиально иной писательский стиль. На протяжении нескольких лет Стругацкие пройдут весьма трудный переход от одного набора художественных приемов и стилистических предпочтений к совершенно другому. В сущности, лет пять длилась «зачистка» авторской манеры АБС от того способа писать, который проявился в «Стране багровых туч».
***Становление их, как мастеров, потребовало решительного расставания с… «багровыми пятнами» писательской «кандидатской».
***Ни в рассказах второй половины 50-х, ни в повести «Извне» (1958) сколько-нибудь заметных изменений не происходит. Всё это вариации того стиля, в котором сделана «Страна багровых туч». Появляется лишь одна интересная новинка -- повесть «Извне» сделана из пяти разнородных фрагментов: трех «художественных отчетов», дневника Б.Я. Лозовского и «выдержки из протокола Сталинабадской комиссии». Всё вместе вышло не очень удачно: над тягучим перечислением подробностей, никак не работающих на сюжет, витал дух краткой, динамичной вещи И.А. Ефремова «Олгой-хорхой», построенной на том же антураже экспедиций в дикую глушь. Ранний Ефремов настолько же энергичнее, живее ранних Стругацких, насколько зрелые Стругацкие (с середины 60-х) в литературном отношении более совершенны, чем зрелый Ефремов... Зато в «Извне» появились две идеи, получившие впоследствии удачное художественное воплощение. Это, во-первых, изложение в форме тех самых «художественных отчетов», с таким успехом реализованное через двадцать лет (рассказ Льва Абалкина о его приключениях на планете Надежда). И, во-вторых, своего рода «документализм», в данном случае неудавшийся, но получивший блистательное развитие в повести «Волны гасят ветер» (1984).
***Настоящая революция стиля произошла позднее.
***Если в качестве единого самостоятельного идеолога братья Стругацкие родились на страницах повести «Попытка к бегству», то как единый оригинальный художник они появились на свет в повести «Путь на Амальтею» (1959). Именно она стала альфой и омегой нового творческого метода АБС, именно из нее вышла столь любимая поклонниками творчества Стругацких стилистика, именно там возник драйв. Вплоть до 80-х годов АБС успешно пользовались теми творческими находками, которые тогда были впервые пущены ими в ход.
***Борис Натанович весьма выразительно написал об этом тексте в «Комментариях к пройденному»: «Кажется, именно повесть “Путь на Амальтею” была первой нашей повестью, написанной в новой, хемингуэевской, манере – нарочитый лаконизм, многозначительные смысловые подтексты, аскетический отказ от лишних эпитетов и метафор».
***«Хэмигуэевская манера» означала радикальное изменение структуры текста: он стал намного легче, воздушнее. Прежде всего, произошла настоящая «реформа» по части диалогов: значительное бОльшую часть авторского текста Стругацкие стали «топить» внутри текста диалогического (раньше диалоги и авторский текст были фактически отделены друг от друга). Это производит ошеломляющий эффект. Кажется, что диалогов стало вдвое, да чуть ли не втрое больше чем их было в «Стране багровых туч», хотя на самом деле их объем относительно общего объема текста возрос незначительно. Диалоги насыщены игрой слов, своего рода словесными аттракционами. А микроанекдотами повесть обвешана, как новогодняя ёлка расписными шариками…
***Резко упало количество эпитетов. Вообще, число прилагательных уменьшилось, зато вырос процент глаголов.
***Фактически пропали сколько-нибудь сложные конструкции. Многие вещи не договариваются до конца – читателю дают возможность додумать не сказанное самому. Почти исчезли описания того, о чем думает или что чувствует один из заглавных персонажей: его эмоции и мысли подаются либо через слова, либо через действия. «Передавать душу» напрямик, поставив «камеру» в головном мозге и близ сердца, АБС в данном случае не пытаются.
***В повести еще присутствуют «просветительские» отступления, но они далеко не столь длинные и не столь лобовые по способу включения в художественную ткань, как в более ранних текстах.
***Поджарый стиль «Пути на Амальтею» наполнен внутренней энергией, которой так не хватало громоздкой и рыхлой «Стране багровых туч», которая начисто отсутствовала в «Извне». Ничего лишнего! Ничего в сторону от сюжета. Всё подчинено общему замыслу. И получилась первоклассная приключенческая вещь.
***Любопытно, что этот новый стиль, выкристаллизовавшийся на страницах повести «Путь на Амальтею» не сразу утвердился в творчестве АБС. Окончательно он утвердится в 1962—1964 годах – приблизительно между повестями «Попытка к бегству» и «Трудно быть богом».
***Но до этого должны были появиться «Возвращение. (Полдень. 22-й век)» и «Стажеры». И то, и другое представляло собой в содержательном смысле законченные самостоятельные произведения. Но в смысле «техническом» обе повести сыграли роль… полигона для экспериментов. То, что было найдено в «Пути на Амальтею» -- возможно, интуитивно, -- испытывалось на прочность, проверялось на «присадки» иных приемов и способов строительства текста, чтобы потом окончательно восторжествовать.
***«Возвращение» представляло собой очень вежливую и благожелательную полемику с романом И.А. Ефремова «Туманность Андромеды», полностью опубликованном в 1958 году. Эта работа Ефремова представляет собой, скорее, монографию о будущем, нежели роман. Сказался ученый багаж Ивана Антоновича, также написавшего своего рода «художественную диссертацию», только… докторскую. Утопия разворачивается в «главах» – о воспитании детей, о космических полетах, об искусстве, об организации науки и научной этике и т.п. – которым придана беллетризированная форма. Там действуют люди будущего, абсолютно немыслимые в реальности XX столетия, там социум немыслимо далеко ушел от советской действительности эпохи Н.С. Хрущева.
***«Туманность Андромеды» рисует общество, построено весьма рационально, но, вместе с тем, и весьма холодное. Ледяная стихия рассудочности наполняет весь текст и подсвечивает его, словно северное сияние над скудной тундрой.
***От первых месяцев 1959 года доходят известия о том, что АБС начали работать над «Возвращением». Борис Натанович просто и ясно очертил круг задач, которые они с братом ставили перед собой, берясь за новую книгу: «Ефремов создал мир, в котором живут и действуют люди специфические, небывалые еще люди, которыми мы все станем (может быть) через множество и множество веков, а значит, и не люди вовсе – модели людей, идеальные схемы, образцы для подражания, в лучшем случае… Ефремов создал классическую утопию – мир, каким он ДОЛЖЕН БЫТЬ… Нам же хотелось совсем другого, мы отнюдь не стремились выходить за пределы художественной литературы, наоборот, нам нравилось писать о людях и о человеческих судьбах, о приключениях человеков в Природе и Обществе. Кроме того, мы были уверены, что уже сегодня, сейчас, здесь, вокруг нас живут и трудятся люди, способные заполнить собой Светлый, Чистый, Интересный Мир, в котором не будет (или почти не будет) никаких “свинцовых мерзостей жизни”… Перед мысленным взором нашим громоздился, сверкая и переливаясь, хрустально чистый, тщательно обеззараженный и восхитительно безопасный мир – мир великолепных зданий, ласковых и мирных пейзажей, роскошных пандусов и спиральных спусков, мир невероятного благополучия и благоустроенности, уютный и грандиозный одновременно, -- но мир этот был пуст и неподвижен, словно роскошная декорация перед Спектаклем Века, который всё никак не начинается, потому что его некому играть, да и пьеса пока не написана… В конце концов мы поняли, кем надлежит заполнить этот сверкающий, но пустой мир: нашими же современниками, а точнее, лучшими из современников – нашими друзьями и близкими, чистыми, честными, добрыми людьми, превыше всего ценящими творческий труд и радость познания…». И, далее, очень важно: «Мы… рисовали панораму мира, пейзажи мира, картинки из жизни мира и портреты людей, его населяющих».
***У «Страны багровых туч» был сквозной сюжет, пусть и рыхловатый. У повести «Путь на Амальтею» -- ярко выраженный приключенческий сюжет, крепкий, линейный, динамичный. А «Возвращение» представляет собой груду рассказов, не получивших сквозной сюжетной составляющей. Их объединяет лишь несколько общих героев, появляющихся в разных сочетаниях то тут, то там, плюс общий для всех персонажей мир. Притом в разных изданиях состав «мозаики» сильно различается: вариант 1967 года значительно объемнее варианта, написанного в 1960-м и опубликованного в 1962-м.
***«Возвращение» не только населило будущее людьми настоящего (в отличие от футуристических гуманоидов Ефремова), оно дало советской интеллигенции мир, где хотелось бы жить и работать.
***Но за счет чего?
***В этом произведении Стругацкие очень внимательны не только к людям, но и к предметам. Их занимает создание общей картинки, созданной из тысячи мелочей, но при этом каждая мелочь выписывается с большим тщанием. Так, чтобы, приблизив к ней увеличительное стекло, невозможно было отыскать общие слова, приблизительные описания, расплывчатость. АБС подают вещи с графической четкостью, не жалея деталей. Техника (вплоть до бытовой), транспорт, космические полеты… полемизируя с Ефремовым, АБС в чем-то оказываются близки к той схеме, которую выработал Иван Антонович: всякой сфере «общественной активности» они посвящают особый фрагмент, с той разницей, что их фрагменты ничуть не напоминают главы – это полноценные рассказы.
***Подробная проработка деталей полностью себя оправдала: на протяжении нескольких десятилетий интеллектуалитет «страны советов» мыслил будущее именно в картинке «Полдня», сотканной из сотен маленьких картиночек. Точно так же, как американцы мыслят будущее в картинках «звездных войн» и нескольких сериалов, среди которых основное место занимает «Стар трэк». Стругацкие создали полотно, в котором увязло массовое сознание образованного класса…
***Им пришлось заплатить за феерический успех «мира Полдня» немалую цену. В художественном смысле «Возвращение» уступает «Пути на Амальтею». Не только из-за отсутствия сюжетной целостности: пространство «Полдня» давало вещи целостность иного рода – полнокровную мощь правдоподобной утопии. Просто авторам приходится слишком многое рассказывать и объяснять в ущерб развитию действия, в ущерб рельефности характеров. Да и кусочки смальты получились неравноценными. Рядом с драйвовыми, законченными в сюжетном смысле текстами попадаются фрагменты, выполненные в замедленном темпе, представляющие собой зарисовку. Эти «зарисовки», «картинки-в-динамике» работают как отдельные инструменты в едином ансамбле. Если изъять их из этого единства, то они совершенно утратят блеск и превратятся в тусклый ком связующего раствора. Поскольку они соседствуют с рассказами, «работающими» самостоятельно, имеющими художественную ценность и социальный смысл вне «ансамбля», коллекция в сборке вызывает неровное ощущение. Сбивающийся ритм – то медленнее, то быстрее – приключенческие эпизоды и объемные научные пояснения, любовная история и картинки сельскохозяйственного производства... Конструкция составлена из слишком разнородных элементов. В этом смысле «Возвращение»-1960 эстетически намного ровнее и гармоничнее, нежели «Возвращение»-1967.

(продолжение следует)

[Андрона]

Дмитрий Володихин "РАССТАВАНИЕ С БАГРОВЫМИ ПЯТНАМИ". (продолжение)

***16 июля 1960 года Аркадий Натанович предлагает ввести в «Возвращение» «маленькие рассказики из нынешней жизни – для контраста и настроения – a la Хемингуэй или Дос-Пассос». Предложение было его младшим братом принято, однако результаты общего труда в дело все-таки не пошли. Борис Натанович с грустью сообщает: «Особенно жалко мне сейчас тех самых “маленьких рассказиков из нынешней жизни a la Хемингуэй или Дос-Пассос”. Мы называли их – “реминисценции”. Все реминисценции эти были во благовременье написаны – каждая часть повести открывалась своей реминисценцией. Однако в “Детгизе” их отвергли самым решительным образом, что, впрочем, понятно – они были, пожалуй, слишком уж жестки и натуралистичны. К сожалению, потом они все куда-то пропали, только АН использовал кое-какие из них для “Дьявола среди людей”. На самом деле в “Возвращении” они были бы на месте»-- они давали ощущение почти болезненного контраста – словно нарочитые черно-белые кадры в пышно-цветном роскошном кинофильме».
***Действительно, жаль. Может быть, усложнение мозаического рисунка и привело бы к появлению новой целостности, объединяющей многоплановое, хронологически разорванное между разными эпохами произведение… Может быть, пропасть между мрачным настоящим и сверкающим будущим привела бы груду миниатюр о будущем к большему единству -- как намагниченный стержень собирает вокруг себя множество гвоздиков большого и малого размера. Похоже, детгизовское руководство оказало Стругацким медвежью услугу, решив сделать их произведение проще, светлее… Изначально задуманная АБС сложность поднимала всю «мозаику» на более высокий художественный уровень. Что ж, остается лишь пожалеть об утраченной возможности (в «Хромой судьбе» она в какой-то степени реализуется).
***Но значит ли, что отказ от текстов «a la Хемингуэй или Дос-Пассос» означал отказ и от «хэмингуэевского лаконизма»? Анализ устройства текстов, вошедших в состав «Возвращения», говорит о другом. Среди них нет рассказов, содержащих суровый монументальный «мачизм», да и просто серовато-черную гамму «жестокой реальности», характерную для Хэмингуэя и Дос-Дассоса. Но техническая сторона писательского стиля АБС претерпела не столь уж значительные изменения, если сравнивать с повестью «Путь на Амальтею». Обилие разного рода объяснений Стругацкие компенсировали тем, что «сгрузили» значительную их часть в диалоги. Конечно, появилось немало «дидактических» диалогов (например, о кибердворниках и киберсадовниках в миниатюре «Скатерть самобранка», о Великом КРИ в миниатюре «Загадка задней ноги» или о механозародыше в миниатюре «Поражение»), а это, в свою очередь, довело общий объем диалогов на пространстве «Возвращения» до зашкаливающих величин. Зато драйв не был до конца потерян, и до настоящего времени роман-из-рассказов читается легко – это напоминает бешеную езду на «газике» по сельской дороге: ухабов много, тряска страшная, но скорость почти не снижается.
***Большая повесть «Стажеры» в значительной степени держится именно на стиле, на том самом «хэмингуэвском лаконизме», поскольку ей дана очень рискованная сюжетная конструкция. АБС заставляют любимых героев, известных еще по «Стране багровых туч», но уже сильно постаревших, осуществить инспекционный вояж по Солнечной системе. Каждая остановка – отдельная картинка, растянутая во времени, отдельный самостоятельный сюжет. В отличие от «Возвращения» эту мозаику все-таки скрепляет единая сюжетная константа – мотив путешествия. Оттого повесть становится похожей на записки средневекового паломника или миссионера, на «хождение ко святыням», записанное потом в подробностях.
***Каждая «картинка» -- предлог для разговора о новом времени и новых людях, его населяющих. Насколько их сознание рассталось с тенями «проклятого прошлого», в чём они, люди торжествующего социализма, отличаются от населения предыдущей эпохи, чего им не хватает... Кроме того, в качестве лейтмотива выступает осуждение мещанства как чего-то противного, чуть ли не противоположного гуманизму, идеалам интеллигенции (о мещанстве в «Стажерах» ведутся целые диспуты!). И то, и другое рождает сильный привкус идеологического сочинения.
***В тоне отзыва Бориса Натановича о «Стажерах» (1961) сквозит раздражение: «Странное произведение. Межеумочное. Одно время мы очень любили его и даже им гордились – нам казалось, что это новое слово в фантастике, и в каком-то смысле так оно и было. Но очень скоро мы выросли из него. Многое из того, что казалось нам в самом начале 1960-х очевидным, перестало быть таковым. Очевидным стало противоположное… В “Стажерах” Стругацкие меняют, а сразу после – ломают свое мировоззрение. Они не захотели стать фанатиками».
***Собственно, «Стажеры» -- последний текст АБС, который можно было бы назвать откровенно «коммунарским». В нем Стругацкие еще пытаются соединить приоритеты, входящие в «символ веры» интеллигенции, с научным коммунизмом и нормами советской реальности, которую они наблюдали вокруг себя. Потом всё это исчезнет, причем довольно быстро. И советизм, и официальный государственный коммунистический идеал частично уйдут из повестей АБС, частично же будут заменены чем-то прямо противоположным. «Попытка к бегству» уже поднимает идеал интеллигенции на высоту бесконечно более значительную, нежели «государственный интерес». А всё, что мешает осуществлению этого идеала, так или иначе приводится авторами в близкое соответствие с понятием «фашизм».
***Но в данном случае речь идет не об идеологической нагрузке «Стажеров». И «Возвращение», и «Стажеры» -- крупные вещи с ослабленной сюжетной составляющей. В «Стажерах» сквозная сюжетная нить присутствует, но она гораздо сильнее «прогибается» под тяжестью «идеологической части»: опять «дидактические диалоги», отступления, рассуждения, уводящие далеко от общего действия, но слегка замаскированные под детали этого действия. Удержать внимание читателя в рамках подобной конструкции очень трудно. АБС держат его, во-первых, приключенческими «вставками» (битва с летучими пиявками на Марсе, стычка с «эксплуататорами» на Бамберге, гибель Крутикова и Юрковского в кольцах Сатурна) и, во-вторых, средствами все того же «хэмингуэевского лаконизма» -- игрой слов, меткими психологическими зарисовками (именно отдельными зарисовками, без глубокого погружения в психологию), обильным смешиванием диалогов и авторского текста. Они всеми силами стараются удержать высокую «скорость» текста. Того, что было в повести «Путь на Амальтею», не получается – слишком уж много коммунарства, и груз его эту «скорость» снижает; но она все-таки выше, чем в «Стране багровых туч».
***В будущем АБС научатся отливать идеологические отступления в формы, тяготеющие к прямому обращению: «Читатель, послушай-ка и подумай вместе с персонажем», -- но это произойдет не ранее повести «Трудно быть богом», а в «Стажерах» АБС к такому умению еще не пришли.

(продолжение следует)

[Андрона]

Дмитрий Володихин "РАССТАВАНИЕ С БАГРОВЫМИ ПЯТНАМИ". (окончание)

***Текстов, лишенных социологизма, философии, идеологии с этого момента в творческой биографии Стругацких будет очень мало. А сколько-нибудь крупных произведений, лишенных подобной нагрузки, в принципе не будет. Соответственно, им понадобился инструментарий, позволяющий вести с читателем интеллектуальный диалог на социально-философские темы, но без снижения драйва. И его АБС нащупали в повести «Попытка к бегству» (1962).
***Борис Натанович сообщает о работе над повестью «Попытка к бегству» исключительно важные вещи: «…это первое наше произведение, в котором мы ощутили всю сладость и волшебную силу ОТКАЗА ОТ ОБЪЯСНЕНИЙ. Любых объяснений – научно-фантастических, логических, чисто научных или даже псевдонаучных. Как сладостно, оказывается, сообщить читателю: произошло ТО-ТО и ТО-ТО, а вот ПОЧЕМУ это произошло, КАК произошло, откуда что взялось – НЕ СУЩЕСТВЕННО! Ибо дело не в этом, а совсем в другом, в том самом, о чем повесть».
***О чем, собственно, говорит Борис Натанович? От чего именно отказались АБС? От научности? Нет, познание мира инструментами науки и развитие социума на основе научных достижений останутся одними из главнейших мотивов их творчества. Отказ от принадлежности к «твердой НФ» -- от железок, от космоса, от техники и электроники? В какой-то степени – да: звездолеты, планетоходы и киберпришельцы их больше не заинтересуют. Но это лишь очень незначительная часть значения, заложенного в слова «отказ от объяснений». К тому, же постепенный дрейф АБС из сферы «твердой НФ» не привел к их выходу за пределы НФ-в-целом аж до середины 1980-х, до повести «Волны гасят ветер» -- последнего текста АБС в рамках научной фантастики.
***Произошло другое.
***АБС покинули область, наполненную духом советской приключенческо-фантастической литературы середины XX века. Они направились по пути быстрого сближения с нормами литературы основного потока. И, следовательно, несколько откорректировали «ожидаемую читательскую аудиторию» в сторону расширения. Тот самый «дух», о котором говорилось выше, обязывал «разжевывать» сюжет, мир, и поступки персонажей до полной ясности, уровня логического обоснования любой сколько-нибудь значимой детали. Им до отказа наполнена «Страна багровых туч», немало его в повести «Извне», в ранних рассказах АБС, хватает его и в «Стажерах». А вот в текстах, относящихся к периоду с 1962 года до рубежа 70-х – 80-х, такого почти нет.
***«Объяснялово» тормозило развитие сюжета, уменьшало драйв, более того, оно отталкивало читателя-интеллектуала, которому хватало намека, и который скучал, когда вместо двух фраз на него вываливании две страницы, столь необходимые, допустим, десятикласснику… Наконец, оно просто отвлекало от более важных вещей. Для решения основной художественной задачи всякому писателю требуется антураж, подмостки, «мебель». Так вот, то, от чего отказались Стругацкие, представляло собой комментарии на тему «почему мебель расставили именно так». Подобного рода комментарии облегчают жизнь школьнику, но для серьезного читателя они просто – набор загромождающего пространство хлама.
***Более того, уход от «объяснений» позволял АБС использовать экзотический, но очень эффективный художественный прием. Суть его состояла в том, что читатель, столкнувшись с искусственно «обрезанной» линией сюжета, сначала искал ответа на неполученные вопросы, заново перебирая текст, потом пробовал домыслить дальнейшее (или предшествующее) сюжетное пространство и, наконец, добирался до идеи: «А почему они здесь резанули? Ведь они… специально!» Умный читатель – а таких в среде советских интеллектуалов хватало – на последнем этапе этого маршрута добирался до мысли: «Вероятно, не это в тексте главное. Стругацкие лишили меня ответа на вопрос, поскольку я задал не тот вопрос. Думать надо о другом. Итак, отрешимся от сюжета, от приключений, от антуража, подумаем хорошенько: о чём с нами говорят?»
***Прием работает следующим образом: нигде в «Попытке к бегству» не сказано, каким образом Саул попал в будущее. И не нужно искать решения данной загадки. Не нужно, поскольку совершенно не важно. А надо думать о столкновении интеллигента-гуманиста с архаичными механизмами политической власти.
***Нигде на страницах повести «Жук в муравейнике» нет ни единого намека на то, как будут развиваться события после того, как Сикорски ранил Абалкина. И нигде нет подсказки, следуя которой читатель поймет, какая беда произошла с прогрессором на Саракше, отчего он так взбесился. И не надо ломать себе голову! Стоит поразмыслить о давлении системы, пытающейся заботиться о безопасности, на людей, принципиально не укладывающихся в схемы «нормального» поведения, но несущих в себе, быть может, ростки будущего.
***Что там было в Арканаре, после того, как дон Румата Эсторский принялся крошить аборигенов? Как сложилась судьба королевства? Да какая разница! АБС немилосердно тыкают читателя в тезис о том, что господство «серых» неизбежно приведет к победе «черных». Вопрос в мере и интенсивности противостояния серым, а не в том, какое правительство возглавит арканарскую помойку.
***Автор этих строк не готов согласиться с нравственными, социальными и философскими убеждениями Стругацких, высказанными в этих четырех повестях. Однако есть и другая, чисто литературная сторона вопроса. Прием искусственного «обрубания сюжета» свидетельствует о мастерстве АБС как художников. Надо признать, что всякий раз «отказ от объяснений» создавал эффект ледяного душа. Авторы словно говорят: «Что, друг мой, ты разочарован? Ты недоволен? Тебе мечталось о сладкой конфетке под названием ”всё понятно”? Не туда сунулся. Думай! Тебе сделали холодно и неприятно, чтобы ты не благодушествовал, а шевелил мозгами». В итоге сей прием весьма сильно растормаживает осмысление текста, программирует на поиск вне-сюжетных и вне-декорационных смыслов.
***Примерно так, как если бы на середины беседы один из собеседников задал вопрос, развернулся и ушел, оставив второго недоумевать: почему осталась недосказанность? Что за невежливость такая! А первый-то уже сказал всё важное, надо только понять, к чему какое слово говорилось, или… больше не вступать в беседы с идеологом.

***Рассказывая в «Комментариях к пройденному» о работе над текстами второй половины 50-х – начала 60-х (т.е. до повести «Попытка к бегству» включительно), Борис Натанович довольно часто входит в рассуждения о литературной технике, иными словами, о складывании определенного набора художественных приемов, определенного писательского стиля АБС. Этот разговор ничуть не вытесняет со страниц «мемуаров» пассажи о содержательной стороне текстов. Но вот какая особенность: то затухая, то возобновляясь, он ведется постоянно до 1962 года. А впоследствии Борис Натанович обращается к этим вопросам очень редко. Собственно, всего четыре раза и притом кратко, мимоходом. Во-первых, он констатирует: в повести «Отель ”У погибшего альпиниста”» был поставлен эксперимент, в ходе которого производилось некое насилие над устоявшимися канонами детективного жанра; эксперимент дал неудачный результат. Во-вторых, рассказывая о «Жуке в муравейнике», он возвращается к живительному «отказу от объяснений» (тому самому, что с блеском был впервые применен в «Попытке к бегству») и выражает полное удовлетворение достигнутым результатом (надо сказать, совершенно справедливое: недосказанности в этой повести лишь усиливают ощущение большой социальной «аварии» и подталкивают к тому, чтобы читатель мысленно поднялся выше хитросплетений сюжета). В-третьих: документализм повести «Волны гасят ветер» -- ново, интересно; в-четвертых, «Отягощенные злом» -- сложная, быть может, переусложненная вещь… Напрашивается вывод: выработав определенную манеру письма между 1959-м и 1962 годами, АБС строго придерживались ее на протяжении всего периода, когда создавались самые известные их вещи. Их стиль на долгий срок был сформирован двумя ключевыми произведениями: повестями «Путь на Амальтею» и «Попытка к бегству».
***И лишь с конца 70-х и особенно в 80-х Стругацким опять приходится вернуться к проблемам «технического» свойства.
***Но это будут уже совсем другие Стругацкие…

2010 г

[Андрона]

Дмитрий Володихин "ВОЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ О ТАЛАНТАХ".
(Вот кусок из небольшого эссе о талантах, которое я написал, потому что перло, и теперь не знаю, куда приткнуть, потому что неформат.)

Среди "пишущих людей" существует четыре разновидности талантов, четыре способа реализовать себя через слово: "писатель", "публицист", "критик", "ученый".

Во всех четырех случаях "талант" означает умение высказать фрагмент истины в виде текста.

Писатель вбирает в себя впечатления от окружающего мира, внутри него полученные ингредиенты переплавляются, и фрагменты истины выходят в форме художественных образов и сюжетных конструкций. Чем сильнее писатель, тем чище в его текстах звучит истина, впрочем, всегда сопровождаемая шлаком самомнения, легковерия, тщеславия, глупости. Если чистый металл истины не виден в шлаках, если шлаки преобладают, что ж, писатель кончился.

Писательский талант -- "золотой", первостепенный, обладающий величайшей силой воздействия на умы. По сравнению с ним талант публициста -- "серебряный", второстепенный.

Знание истины публицист получает точно так же, как и писатель -- иррационально. Однако, как правило, публицист добывает его из смыслов, уже высказанных другими людьми, он не вполне самостоятелен. В сущности, его работа -- перетасовка и переплавка готовых концептов, из которых рождается новый концепт. В его текстах магия образов мешается с навыком логического мышления, умением убеждать рассуждая. Публицист проще и понятнее писателя, но его воздействие на умы слабее. Поэтому он -- "серебряный".

Критик интуитивно воспринимает чужую силу. Этот талант только и может питаться чужой силой. При отсутствии сильных самостоятельных творцов несамостоятельный талант критика хиреет, не находя себе пищи. Но если она есть, то критик выступает в роли магического барометра. Он непостижимым образом чувствует мощь чужого дара и очень хорошо сознает, кто из творцов сильнее, кто слабее в данный момент... а кто вообще пуст и только изображает из себя носителя таланта. Настоящий критик способен передать свое знание, носящее полностью иррациональный характер, в рациональных формах, в формах логики.

Критик -- "серебряный", ибо воздействие его дара невелико, явно слабее, нежели у того же писателя.

По сравнению с талантом критика талант ученого -- "золотой". В его даре самое важное место занимает логическое познание мира, а познанное излагается в логических же конструкциях. Даже если понимание истинных сущностей пришло к нему в форме интуитивного озарения, он обязан излагать его плоды в формах, продиктованных чистым ratio, т.е. прозрачной логикой. И если в его текстах есть "затемнение", иррациональность, некое непрозрачное место или же сбой в логических цепях, значит, сила его невелика, значит, он слабоват в собственном призвании.

Если расположить таланты в последовательности "писатель" -- "публицист" -- "критик" -- "ученый", то грани квадрата будут связывать триады "дружественных" талантов, а диагонали -- пары "враждующих".

Смежные или "дружественные" таланты предполагают возможность "перекачивания" творческой силы из одного "угла" в другой. Так, талантливый ученый может реализоваться как приличный писатель и как хороший критик. Но блистательный публицист из него не получится никогда. Талантливый критик может стать серьезным ученым или же реализовать свой дар -- хотя бы отчасти -- в публицистике. Но звонкая творческая сила писателя темным стихиям его натуры чужда. По-настоящему сильным писателем ему не быть, как не бывать кошке чайкой. И точно так же для публициста приоткрыты двери в бель летр и в критику, но пути в науку для него нет.

Попробовав себя в разном, надо твердо определить, каким именно талантом ты располагаешь, и лучше бы реализовывать себя в нем или хотя бы в чем-то "смежном".

Раз в четыреста лет случается время, растянутое примерно на два-три поколения, когда рождаются личности, имеющие все четыре таланта. Сейчас... не такое время. И это хорошо, поскольку творческое акмэ каждого четырехсотлетнего цикла, завершаясь, открывает врата великих войн, потрясающих основы мира.

[Андрона]

БАСТКОНОВСКИЙ КОНКУРС РЕТРО-РЕЦЕНЗИЙ НА ФАНТАСТИКУ: ПОСЛЕДНИЙ СРОК СДАЧИ РЕЦЕНЗИЙ ОТКЛАДЫВАЕТСЯ:

Конкурс Ф-критиков на приз ЛФГ "Бастион" будет подытожен в рамках конвента "Басткон", 22 января. Последний срок сдачи рецензий теперь -- 25 ноября включительно.

Условия участия в конкурсе таковы:
1. В конкурсе принимают участие только свежие рецензии. То, что где публиковалось, хотя бы в сети, дисквалифицируется беспощадно.
2. Размер рецензии: от 5000 знаков с пробелами до 12.000 знаков с пробелами.
3. Каждый участник имеет право прислать не более 2 рецензий.
4. Рецензии делаются на произведении НФ, фэнтези, мистики, авт. сказки, вышедшие до 2000 г. включительно (2001 год - уже слишком поздно, не примем). Желательно писать отзыв на текст, получивший широкую известность. Аналитичность отзыва приоритетна по сравнению с его литературными достоинствами, но они также учитываются. Фактически речь идет о небольших статьях, в которых анализируется творчество крупнейших творцов мировой фантастики. Принимаются отзывы на фантастические тексты, первоначально опубликованные на любом языке (русский, английский, японский, французский, польский -- всё едино), но они должны были хотя бы раз после этого быть опубликованы в переводе на русский язык.
5. На конкурс не принимаются отзывы, содержащие ругань по поводу православия, Русской православной Церкви и русского народа.
6. Каждый участник должен будет открыть свое имя и фамилию, отправляя рецензии на конкурс. ФИО участника буду знать только Дмитрий Володихин. Прочие члены жюри получат тексты под номерами и будут судить беспристрастно. ФИО опять всплывет только для финалистов конкурса.
7. Присылая рецензию, участник конкурса должен, помимо ФИО и контактных данных, назвать автора и заголовок произведения, которое он анализирует, а также, если это переводной текст, указать выходные данные перевода (любого, не обязательно первого), плюс дать самому отзыву название.
8. Сбор конкурсных отзывов заканчивается 25 ноября (включительно).
9. Тексты отзывов направляются на мой электронный адрес: volodih@mail.ru
10. В первом туре конкурса отзывы рассматривает жюри, состоящее из критиков. Члены жюри оценивают тексты по баллам. Те 10 участников, которые набрали наибольшее количество баллов, могут приехать на Басткон, чтобы принять участие во втором туре. Это будет мастер-класс, на котором произойдет обсуждение отзывов и будут отобраны лучшие -- для последующей публикации.
11. Победитель получит денежный приз и возможность опубликовать свой текст в сборнике. Еще 2 финалиста получат гонорар и возможность опубликовать свой текст в сборнике. Еще 2-3 финалиста получат предложение просто опубликовать свой текст.
12. Все вопросы можно задать в ЖЖ Дмитрия Володихина, или отправить их по почте, на volodih@mail.ru

[Андрона]

БАСТКОН-2011, ПРОГРАММА
Программа XI литературно-практической конференции «БАСТКОН»
Москва, 21 – 23 января 2011

21 января, пятница

14.00; 16.00 Отъезд участников Конференции из Москвы;
15.00 - 17.00 Прибытие в дом отдыха, регистрация, расселение;
17.30 - 19.00 Открытие Конференции. Доклад Д. Володихина «Умирание и воскресание текстов АБС» (конференц-зал). Доклад А. Гуларяна и О. Третьякова «Тема грядущей войны в советской фантастике». Ведут Г. Елисеев, Д. Володихин (конференц-зал на первом этаже);
19.00 - 20.00 Ужин (столовая на первом этаже);
20.15 - 21.00 Доклад В. Баканова «Перевод фантастики в СССР и после СССР: что изменилось?». Ведет сам В. Баканов (конференц-зал).

22 января, суббота

9.00 - 10.00 Завтрак (столовая);
9.30 - 14.00 Голосование по номинациям «Чаша Бастиона», «Иван Калита» и «Карамзинский крест» (сбор бюллетеней с 9.30 до 10.30 у столовой, потом до 14.00 в штабном номере);
10.00 - 18.00 Школа перевода. В. Баканов, Е. Доброхотова-Майкова (малый зал на первом этаже);
9.00 - 18.00 Фотовыставка И. Станковой «Русская зима» (перед входом в конференц-зал);
10.00 - 12.00 Открытое заседание Карамзинского клуба. Обсуждение книги Е. Хаецкой «Падение Софии». Ведет Д. Федотов. Совмещено с презентацией издательства «Шико» (конференц-зал);
12.00 - 14.00 Семинар «Титаны советской фантастики». Ведет Э. Геворкян. Выступают
Г. Прашкевич, Д. Трускиновская, Г. Елисеев, Н. Лазарева, И. Минаков, Г. Гусаков, С. Чекмаев (конференц-зал);
13.00 - 14.00 Подведение итогов конкурса ретро-критики. Ведет Д. Володихин (фойе на этаже номера Д. Володихина);
14.00 - 15.00 Обед (столовая);
15.00 - 16.15 Семинар «История и литература», ведет О. Елисеева (конференц-зал);
16.15 - 17.15 Семинар «Советское предфэнтези и русское фэнтези». Ведет А. Зорич (конференц-зал);
17.15 - 18.15 Презентация серии «Этногенез». Ведет К. Бенедиктов (конференц-зал);
18.30 - 20.00 Подведение итогов Басткона и церемония награждения (конференц-зал);
20.00 - 23.00 Банкет (столовая).

23 января, воскресенье

9.00 - 10.00 Завтрак (столовая);
10.30 - 11.30 Презентация серии «Великие исторические персоны» издательства «Вече». Ведет М. Залесcкая. Выступает Геннадий Прашкевич (конференц-зал);
11.30 - 12.30 Дискуссия: «Умерла так умерла? Чего мы хотим от фантастики в ближайшие 20 лет». Ведет Э. Геворкян, оппоненты: Д. Володихин, Л. Каганов, Г. Елисеев, И. Гринчевский (конференц-зал);
14.00 - 15.00 Обед (столовая);
13.00; 15.00 Отъезд участников Конференции в Москву.

[Андрона]

Д. Володихин «Умирание и воскресание текстов АБС»

1

***Повесть «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» имеет долгую биографию. Первые замыслы по поводу этой вещи появились у братьев Стругацких в 1981 году. Они планировали вместе с братьями Вайнерами работать над детективом, одной из частей которого авторы собирались придать мистико-фантастический вид. По глухой провинции бродит некий приобретатель душ, наполовину Мефистофель, наполовину господин Чичиков...¹ Из сотрудничества с Вайнерами ничего не вышло. Однако к старому замыслу звездный дуэт время от времени возвращался, прикидывая, как бы взяться за него, как бы вытащить из него что-нибудь полезное... Постепенно сюжетная конструкция усложнялась, изначальный план уступал место новым смыслам и новым поворотам действия. Чичиков-Мефистофель отступил на второй план.
***Братья всерьез берутся за работу в январе 1986 года. Чистовик они завершают весной 1988-го.
***Текст ждал публикации недолго: его напечатали в «Юности» летом 1988 года - когда «новых Стругацких» страстно ждали, когда к их художественным, да и любым другим высказыванием прислушивались особенно чутко. Ведь они, оставаясь на протяжении многих лет опальными творцами, сохранили колоссальный духовный авторитет у интеллигенции. Со второй половины 60-х они ни разу не пытались восстановить прежние, полностью лояльные отношения с советской властью. Они не переставали быть частью оппозиции, пусть и не самой радикальной. Теперь настало время, когда их слово ценилось на вес золота.
***Но «Отягощенные злом», с их сложной структурой, для большинства почитателей творческого тандема оказались каскадом ребусов. Кто-то не потрудился продумать и понять вещь до конца. А кто-то... даже до конца не дочитал. «Отягощенные злом» остались, по большому счету, и неразгаданными, и недооцененными. Время алкало публицистической простоты, время требовало от Стругацких лозунга. Бросьте верное слово в массы! Давайте же! Все ждут! Все заждались! И чуть погодя в пьесе «Жиды города Питера» братья, действительно, выскажутся просто, прямо, почти лозунгово. А вот «Отягощенные злом» совсем не предназначались для масс. Они делались для умников. Как только в стране появилась возможность публиковать вещи подобной степени сложности, Стругацкие воспользовались этим, осуществив, надо полагать, давнее чаяние.
***Прозвучало - как глава из философского трактата, артистично зачитываемая вслух посреди большой драки стенка на стенку...
_______________
***¹ Впоследствии замысел этот отчасти был реализован Ярославым Веровым в романе «Господин Чичиков» (2005).

(Продолжение следует)

[Андрона]

Д. Володихин «Умирание и воскресание текстов АБС» (продолжение).

2

***«Отягощенные злом», на первый взгляд, выпадают из творчества братьев Стругацких, не соответствуют духу их главных произведений. До середины 60-х они были чистой воды писателями-фантастами. Позднее использовали фантастический элемент при разговоре с читателем о проблемах, связанных с окружающей реальностью, реальностью СССР. В их лучших вещах сказанное о сегодня-сейчас обретало универсальное значение: те же максимы и те же укоризны можно было высказать относительно многих народов, стран и времен...
***Со второй половины 80-х Стругацкие окончательно перестали быть фантастами в традиционном смысле этого слова. Они не только отдрейфовали от НФ в сторону мистики, они приняли метод и весь арсенал художественных приемов, присущих «основному потоку» литературы. Если бы их поздние тексты появились, скажем, десятилетием позже и за ними не тянулся шлейф «фантастического прошлого» авторов, то писательское сообщество мэйнстрима восприняло бы их как своё, родное, как «литературу толстых журналов».
***Никаких отличий.
***И речь идет не только об «Отягощенных злом» и «Жидах города Питера», получивших широкую известность. Не столь популярна оказалась повесть «Дьявол среди людей». Написал ее, после обсуждения с братом, один Аркадий Натанович², закончивший работу летом 1991-го. Судя по творческому дневнику Стругацких, «Дьявол среди людей» воспринимался ими в качестве истории «...о том, как человек обнаружил в себе дьявола».
***Так что «выпадения» нет, а есть смена значительной части художественных средств³.
***Переход к мистике и мэйнстримовским «правилам игры» самым естественным образом сделал для Стругацких притягательной такую фигуру русской литературы, как Михаил Афанасьевич Булгаков. «Отягощенные злом» близки к булгаковской традиции, но сделаны с помощью художественных средств, самостоятельно выработанных Стругацкими на протяжении тридцати лет творчества. Неоднократно упоминавшийся Войцех Кайтох высказался с несвойственной ему прямолинейностью: «Рукопись Манохина (Одна из частей «Отягощенных злом» - Д.В., Г.П.) продолжает традиции "Мастера и Маргариты", что впрочем, уже было в советской фантастике восьмидесятых годов»⁴. Думается, это не совсем так. И уж совсем неверно обвинять Стругацких во вторичности по отношению к Булгакову - а подобные вердикты звучали.
***Параллель Стругацкие - Булгаков очень важна для правильного понимания «Отягощенных злом». Но она ни в малой мере не предполагает движения след в след по стопам Михаила Афанасьевича.
***К булгаковской традиции Стругацкие проявляли серьезный интерес. Сорокинская часть «Хромой судьбы», по признанию Бориса Натановича, во многом создавалась как вариация на тему булгаковского Максудова⁵, бредущего сквозь «застойные» восьмидесятые. Более того, «Театральный роман» прямо назван в тексте Сорокинской части: «Ничего на свете нет лучше "Театрального романа", хотите бейте вы меня, а хотите режьте...» — говорит главный герой. Да и высшим судьей для центрального персонажа, писателя Срокина, выступает некий мудрец с говорящим именем Михаил Афанасьевич.
***Однако в «Отягощенных злом» звездный дуэт не пытался начать литературный диалог с Михаилом Афанасьевичем, затеять с ним своего рода спор или же игру переинтерпретаций.
***С Булгаковым авторы «Отягощенных злом» сходятся в немногом. Во-первых, они допустили в современную жизнь евангельских персонажей. Во-вторых, трактовка этих персонажей, как и у Булгакова, отдает гностицизмом. Этаким осовремененным альбигойством. И даже само название повести происходит от гностического определения демиурга в трактовке Е.М. Мелетинского: «Творческое начало, производящее материю, отягощенную злом».
***Но фундаментальная разница между Булгаковым и Стругацкими состоит в том, что первый колебался между христианством и гностицизмом, предлагая интеллигенции «духовное евангелие» от беса, а Стругацкие колебались между гностицизмом, как приемлемой смысловой средой для использования некоторых сюжетных ходов, и агностицизмом - ведь какая может быть вера у советского интеллигента?⁶ И они никакого евангелия не предлагали⁷. Просто сделали Христа интеллигентом, получившим в свое распоряжение колоссальную мощь.
______________
***² Текст вышел под псевдонимом С. Ярославцев.
***³ Подробнее об этом будет рассказано ниже, в этой же главе.
***⁴ Имеется в виду «Альтист Данилов» В. Орлова.
***⁵ Главное действующее лицо «Театрального романа» М.А. Булгакова.
***⁶ Устами писателя Сорокина из «Хромой судьбы» Стругацкие сделали откровенное признание на этот счет. Рассуждая о Льве Николаевиче Толстом, Сорокин говорит: «А ведь он был верующий человек... Ему было легче, гораздо легче. Мы-то знаем твердо: нет ничего ДО и нет ничего ПОСЛЕ». И, далее: «Есть лишь НИЧТО ДО и НИЧТО ПОСЛЕ, и жизнь твоя имеет смысл лишь до тех пор, пока ты не осознал это до конца». Надо ли тут что-либо добавлять, комментировать?
***⁷ Те шесть-семь страничек об Иуде, исполнившем. повеление «Рабби»-Иисуса и о Крестной жертве Христа, поданные двумя порциями, явно не претендуют на роль еще одного «духовного евангелия». Это, скорее, развернутый художественный комментарий к евангелиям уже существующим, т.е. беглое писательское перетолковывание христологических сюжетов.

(Продолжение следует)

[Андрона]

Д. Володихин «Умирание и воскресание текстов АБС» (продолжение).

3

***Итак, в реальности позднего СССР, на исходе 80-х, материализуется Демиург и рядом с ним - некий ехидный резонер Агасфер Лукич.
***Относительно первого из них Борис Натанович дал полную расшифровку: «Это история второго... пришествия Иисуса Христа. Он вернулся, чтобы узнать, чего достигло человечество за прошедшие две тысячи лет с тех пор, как он даровал ему Истину и искупил грехи своей мучительной смертью. И он видит, что НИЧЕГО существенного не произошло, все осталось по-прежнему, и даже подвижек никаких не видно, и он начинает все сначала, еще не зная пока, что он будет делать и как поступать, чтобы выжечь зло, пропитавшее насквозь живую разумную материю, им же созданную... Наш Иисус-демиург совсем не похож на того, кто принял смерть на кресте в древнем Иерусалиме - две тысячи лет миновало, многие сотни миров пройдены им, сотни тысяч благих дел совершены, и миллионы событий произошли, оставив - каждое - свой рубец. Всякое пришлось ему перенести, случались с ним происшествия и поужаснее примитивного распятия - он сделался страшен и уродлив. Он сделался неузнаваем». И все-таки: «Наш демиург... это просто Иисус Христос две тысячи лет спустя».
***Что ж, Христос и впрямь вышел жутковатым: с зеленоватой кожей, черными многолоктевыми руками, изуродованным болезнью носом, безбровым лбом и глазами, испещренными по белкам кровавыми прожилками. Глаза всегда горели одним выражением: «яростного бешеного напора пополам с отвращением».
***Не Марк ли Волькенштейн, неистовый штурман Горбовского, был ему родней? Или, скорее, другой персонаж Стругацких. В какой-то степени, Христос из «Отягощенных злом» — аналог дона Руматы, которого, допустим, вернули в Арканар по прошествии некоторого времени после устроенной им бойни. Румата всматривается в людей и делает вывод: «К лучшему ничего не изменилось. Но что-то делать надо. Не оставлять же их просто так, коснеющими в пакости и совершенно неисправленными». И не напрасно Антон из «Попытки к бегству» (по мнению многих знатоков творчества АБС, — тот же Антон-Румата из «Трудно быть богом», только помоложе) назван там полушутя Христом, проповедующим социализм. Христос в «Отягощенных злом» отчаялся проповедовать, но сердце его все еще было «полно жалости» к миру, погрязшему во зле.
***Ясно, что такой Христос бесконечно далек от евангельского Иисуса. Это и не гностический логос, не разумное творящее начало. Это, скорее, персонификация неубывающей жажды книжного человека переделать других людей к лучшему, используя самые разные методы - от милости и милосердия до молний и громов (у такого вохристоеовленного интеллигента есть сила и молнии метать, и даже конец света устроить). Поэтому демиург Стругацких - и Птах, и Хнум, и Ильмаринен, и Ткач, и Гончар. То, что он еще и Христос, — это... для понятности. Подсказка читателям, не более того.
***А вот его собеседник Агасфер Лукич - фигура более сложная. Это чуть-чуть евангелист Иоанн, чуть-чуть тот самый «ловец душ» из первоначального замысла Стругацких-Вайнеров (а значит, и Мефистофель в какой-то степени), это и Раххаль ~ один из персонажей раннеисламской истории;.. Собственно, еще одна персонификация, только совсем другой идеи - идеи «закаленной души». .Агасфер Лукич в разных своих ипостасях прошел страшные мучения, его ив масле варили (когда он был Иоанном)... И он - при всем ехидстве, резонерстве - самый надежный помощник демиурга, своего рода вечный интеллигент-эзотерик, готовый делать грязную работу ради торжества творящего разума, быть черным во имя добра, убить и предать во имя любви. Своего рода добрый бес на службе у бога.
***В архиве Стругацких сохранился документ, где кратко охарактеризованы обе персонификации: «Демиург - материализованная сила человеческого нетерпеливого стремления кратчайшим путем добиться совершенного социально-психологического устройства, наделенная всемогуществом и по необходимости довольно невежественная. Агасфер-Иоанн - мистическая, непознаваемая компонента Универсума». С той лишь поправкой, что для творческого тандема слово «непознаваемая», очевидно, играло основную роль, а «мистическая» — дополняющую, необязательную.
***Так и с прочими «мистическими» текстами Стругацких: и «Дьявол среди людей», и «Отягощенные злом», и таинственные искушения Сорокина в «Хромой судьбе» — образец псевдомистики. Мистические допущения играют во всех трех текстах совершенно ту же роль, что и фантастические допущение в прежних текстах. Иными словами, это художественный прием, не более того. «Мистика» большей частью играет роль антуража для диалогического действия: авторы, заставив персонажей двигаться по сцене их текстов, обсуждают с читателями вопросы философии, общественного устройства, политики.
***Стругацкие никоим образом не верят в свою «мистику». Скорее, они могли поверить в некоторые НФ-построения собственного производства, в какие-то футурологические элементы своих текстов, но только не в «мистику».
***Ничего тут нет близкого Булгакову.
***Он-то верил и в Бога, и в беса, вот только позволял себе толковать их с широкой произвольностью интеллигента...
***Христоморфный демиург вместе со «старшим офицером свиты» Агасфером-Мефистофелем-Иоанном обосновывается в штаб-квартире. Исполняя желания нужных для него личностей, он в оплату за это берет их на службу.
***Роль секретаря исполняет некий астроном Манохин, сделавший когда-то ошибку в научной работе и выпросивший изменить законы мироздания так, чтобы придуманный им астрофизический эффект проявился на самом деле. Возможно, в судьбе Манохина отразились реальные эпизоды из биографии Бориса Натановича: у него когда-то, давным-давно, не сложилось с диссертацией, а в конечном счете - и с астрофизикой. Печалился ли он о разбитой в щепы академической карьере? К исходу 80-х - вряд ли: дело давнее. Но переживания ученого, работавшего серьезно, основательно, и вдруг оказавшегося у обломков своего труда, ему, надо полагать, были известны. Та давняя горечь получила успешную «утилизацию»; на страницах «Отягощенных злом»: Манохин вышел очень живо, рельефно, с оттенком чугунного бытового трагизма... И когда сверхъестественные силы дарят ему желанную коррекцию вселенной, бедный астроном честно печалится: получил, по чести сказать, исполнение каприза, примочку на больное тщеславие, а в услужение попал к каким-то глобальным экспериментаторам, вышивающим гладью на всём человечестве. Добрый бестолковый человек: ему страшно за людей, ему жалко людей, пусть они и дурны в большинстве своем, но служить демиургу, который невесть что собирается сделать с человечеством, он все-таки не перестает. Отчего ж? Да не совсем уверен в его темной природе.
***Манохин - наполненное печалью и сожалением, но, прежде всего, очень правдивое изображение советской интеллигенции. Она честно работает. Но она же продается власти, успокаивая совесть тем, что нет полной уверенности в подлости этой власти. Жить-то как-то надо.
***Правы с этой оценкой Стругацкие? Отчасти, да. Но разве лучше сложилась бы судьба страны, кабы вся интеллигенция, исполнившись праведного гнева, непрерывно лезла на баррикады?
***Что делать супругам и детям тех, кто день и ночь на баррикадах?
***Манохин создает «мемуар», где рассказывается о делах демиурга и Агасфера. Эти записки составляют добрую половину повествования. Дела великих сил подаются в пересказе рядового советского интеллигента. С уровнем его понимания происходящего. С его добротой и его же бестолковостью. Это - сильный ход, придающий всему действию налет аутентизма. Или, если угодно, «настоящести».
***Демиург принимает у себя людей из настоящего, прошлого и будущего, выслушивает их рецепты исправления человечества. Большей частью попадаются ему идеологи, политики, военные. Эти готовы крушить, кромсать, пускать под нож; без печали размышляют об Апокалипсисе и даже готовы получить в нем партию какой-нибудь ужасающей сатанинской силы. Ведь сатанинские силы выглядят в откровении евангелиста Иоанна весьма величественно и, главное, им дается большая власть... Демиург ужасается: как с этими чудовищами исправлять мир? «Все они хирурги или костоправы. Нет из них ни одного терапевта», — возглашает демиург. Изредка к нему приходят милые романтики в стройотрядовских куртках, по-человечески симпатичные, но уж очень простые ребята.
***Не годится.
***И этот не годится...
***А вон тот не годится совершенно!
***И вот к Христоморфу приводят настоящего «терапевта». Настоящего Человека. Настоящего Учителя.
***Это Георгий Анатольевич Носов из реальности, которая наступит сорок лет спустя, депутат, глава элитарного лицея, где готовят учителей. Он близок демиургу, как никто. И в гораздо большей степени христообразен, чем сам демиург. Георгий Анатольевич процоведует этическое учение. Ученики его напоминают апостолов, идущих за «Рабби». В финале Носов жертвует собой, дабы его услышали. Текст наполнен евангельскими аллюзиями, а повествование, связанное с фигурой Г.А. Носова, почти полностью помещено в дневник его ученика с говорящей фамилией Мытарин. История деяний Носова фактически принимает форму печального «благовествования» от евангелиста Игоря Мытарина.

(Продолжение следует)