Леди Революция
Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367
15
|
Не так давно Дмитрий Володихин прислал мне свою статью о утопии в русской фантастике. Теперь, если есть желание, сможем поговорить, о писателях, писавших в жанре утопии. Мне кажется, что их было несколько больше, чем упомянуто здесь. Цитата
Дмитрий Володихин "РУССКАЯ УТОПИЯ ОТ ЕФРЕМОВА ДО ХАЕЦКОЙ
*** История русской утопии как самостоятельного культурного явления уходит корнями в XIX век. Однако полноценный анализ ее судьбы требует статьи большего размера. Этот текст представляет собой биографический очерк русской утопии за последние 50 лет.
Поздние сны Империи
*** От послевоенного периода остались четыре широко известных утопических текста. Причем первые два подобны бегунам, обогнавшим своих коллег на полкруга. *** Итак, два марафонца-лидера: роман «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова (1958) и сборник «Возвращение. (Полдень. 22 век)» братьев Стругацких (1962). Причем тема «мира Полдня» была продолжена Аркадием и Борисом Стругацкими в ряде более поздних повестей. *** Ефремов создал единственную в своем роде «монографию» о будущем. Каждая глава представляет собой «раздел», сообщающий читателю, как отдаленные потомки организовали в грядущем… скажем, воспитание детей, полеты в космос, научное творчество, культурное строительство и т. п. «Туманность Андромеды» в гораздо большей степени была футуристическим трактатом, нежели художественным произведением. Она сильна своей всеохватностью, своим систематизмом. Разумеется, идейная база романа – сугубо социалистическая. Но… тут без хитрости не обошлось. В творчестве Ивана Ефремова постепенно нарастал элемент восточного эзотеризма, в поздних текстах фантаста он совершенно очевиден; в несколько сглаженном, лоялизированном виде присутствует он и в «Туманности Андромеды». Идеологическое руководство тех времен подобного рода «протуберанцы» в сторону эзотерики не приветствовало, и после смерти Ефремова поиски в этом направлении прекратились. Но двумя десятилетиями позднее его эзотерические новации вновь всплывут и будут использованы как поле для расширения базы «советского патриотизма». На этой основе возникнет даже «школа Ефремова», которую правильно было бы назвать «сообществом подражателей и продолжателей Ефремова», поскольку к покойному Ивану Антоновичу его «школа» прямого отношения не имела. *** Ефремов был советским человеком. Коммунизм как идею он никогда не отрицал. Но видел в социалистическом строе потенцию для развития в рамках древней азиатской культуры. Запад играл в его глазах роль территории, от которой следовало бы отгородиться, а Восток давал духовный арсенал для обновления. Поэтому в разное время у Ефремова находили не только «космизм» (просто и очевидно), но также родимые пятна евразийства. Собственно русской культуры как чего-то самобытного, достойного сохранения и развития он не видел. Поэтому в будущем от нее Ефремов оставил лишь некоторые слова. Например, имя главного героя «Туманности Андромеды» составлено из двух русских слов – «Дар Ветер». Но и всё. Точка. *** Сборник братьев Стругацких выгодно отличался от книги Ефремова наличием яркого «человеческого измерения». Будущее давалось читателю не в рассуждениях, а в художественных образах, в характерах персонажей. Это, конечно, социалистическая утопия, но… от социализма в ней осталась лишь преобладающая форма собственности. Прочее же представляет собой рай для ученых-гуманистов, арену прогресса, не знающего преград, общество, ориентированное на обслуживание интересов исследователей, на сверхбыстрое развитие. Собственно, в «Полдне» Стругацких сочетание очень большой степени личной свободы, гуманизма и непрерывного научного поиска представляет собой квинтэссенцию той системы, которую они считали идеальной. Бешеный восторг, с которым встречен был советской интеллигенцией «мир Полдня», показал: братья Стругацкие смогли точно осознать, в чем заключался общественный идеал советского человека послевоенного времени. *** Но вот наступила вторая половина 1960-х. Ни проблесков личной свободы, о которых мечтали Стругацкие, ни укоренения гуманистических идеалов в том виде, о котором они грезили, не было видно даже в самую сильную подзорную трубу. Наступил период жестокого разочарования Стругацких в возможностях советского строя к развитию. Тогда-то и появилась крайне пессимистическая повесть «Гадкие лебеди», долгое время не находившая издателя (пока эмигрантское издательство «Посев» в 1972 году нелегально не опубликовало это произведение). К ней был «приделан» оптимистический финал, и в нем можно увидеть заряд утопии. Только вот характер этой утопии очень не похож на картину «Полдня». Стругацкие возлагают надежду на будущие поколения. Им предстоит взорвать современный мир, переменить его минусы на плюсы, им достанется столько свободы, сколько не было ее ни у отцов, ни у дедов. В «Гадких лебедях» воспитание будущих поколений основывается на инициатической практике, маленькое сообщество «архитекторов» будущего резко противопоставлено косной массе и тупой «системе». Некоторые исследователи увидели в произведениях Стругацких, написанных примерно с середины 1960-х годов (а значит, и в «Гадких лебедях»), эзотерические схемы. Только не те, что были у Ефремова, а, скорее, выработанные европейской цивилизацией. *** По степени популярности и Ефремову, и Стругацким сильно уступал роман-утопия Георгия Гуревича «Мы – из Солнечной системы» (1965). В сущности, у книги Гуревича было два серьезных недостатка, помешавших ему сравняться с текстами великих предшественников. Во-первых, идейная основа не содержала ничего, кроме сильно облагороженного социализма и концентрированного сциентизма. А этого для серьезного разговора даже по меркам 1960-х явно не хватало. Во-вторых, «Мы – из Солнечной системы» был слишком фантастикой. Там что ни возьми, все открыто работает на популяризацию НФ-идей, и фактически нет скрытых уровней разговора с умным гуманитарием. *** А вот четвертый «бегун» отыскивается совсем в других местах… Тут необходимо маленькое предисловие. *** Какую программу «пробивали» в 1960–1980-х фантасты-интеллектуалы, сплотившиеся вокруг Стругацких и составившие так называемую Четвертую волну (В. Рыбаков, А. Столяров, В. Покровский, Э. Геворкян, М. и Е. Лукины)[1]? Была ли в их творчестве явная примесь диссидентства, западничества, конвергентного вектора? В подавляющем большинстве случаев они были далеки от сколько-нибудь серьезного сопротивления партийно-правительственной системе. Да, у Стругацких время от времени конфликты случались. Да, они написали повесть «Гадкие лебеди», которая впервые увидела свет в ФРГ. Да, их перу принадлежит несколько вариантов язвительной сатиры на советскую реальность «Сказка о Тройке» (также впервые также вышла в ФРГ, в 1972). Но они себя никогда не позиционировали открытыми «врагами государства», да и сама «система» на них подобный ярлык не вешала. Ну а в сонме фантастов «Четвертой волны» до конца 1980-х никто не был острее «мэтров». Чего же хотела эта когорта? В сущности, лишь большей свободы высказывания. Им требовалась территория для вольного обсуждения настоящего и будущего, для выдвижения вариантов развития, альтернативных модели позднего СССР. Следует подчеркнуть: они еще толком не успели высказаться насчет того, какие маршруты в их глазах считались бы полноценной альтернативой. Они просто «пробивали» возможность высказываться на подобные темы. Иными словами, это интеллектуальное сообщество задавало очень скромные и умеренные параметры для модернизации «системы». *** Нельзя сказать, чтобы сама «система» действовала на этом участке «идеологического фронта» одними только запретами и наказаниями. В ее недрах, среди функционеров ЦК ВЛКСМ, опиравшихся на устойчивые связи с некоторыми деятелями ЦК КПСС, возник сценарий альтернативной модернизации. *** Этот проект достоин самостоятельного большого исследования, хотя бы по той причине, что многое из заложенного в советское время, так и не сработав по-настоящему до 1991 года, впоследствии стало основой для крупных явлений культуры наших дней. Но сейчас речь идет все-таки о другом. Итак, вкратце суть проекта состояла в укреплении «советского патриотизма» за счет новых полей свободы, которые он получал от власти легально. Кадрово проект держался на нескольких людях из так называемой русской партии, или, иначе, «славянской партии», ориентировавшихся на сотрудничество с издательством «Молодая гвардия». В рамках проекта обрело официальную легитимность неоязычество, были также позволены некоторые элементы восточного эзотеризма, угасшего было после Ивана Ефремова. В высшие эшелоны литературы (в том числе и фантастики) была рекрутирована обойма писателей-сибиряков, которые должны были реанимировать романтику дальних странствий, научного поиска, освоения «диких» территорий. Сибиряки (например, Сергей Павлов, Виктор Колупаев) втащили тогда в НФ и региональный советско-сибирский патриотизм, и интеллектуальную атмосферу академгородков, и даже привкус своего рода «техноромантики». Что же касается неоязычества, то оно обрело крайнюю устойчивость, пережило все бури 1990-х и расцвело пышным цветом под эгидой Юрия Никитина (еще один «молодогвардеец»), создавшего целую школу писателей-массолитовцев. *** «Славянская партия» не решилась в 1970–1980-х нарисовать на своем щите христианские символы. Возрождение христианства было при советской власти делом слишком серьезным и опасным. Люди, по-настоящему пытавшиеся сделать это (вроде Леонида Бородина), познакомились с лагерным бытом… А вот неоязычество, связанное с мертвой конфессиональной системой и являвшееся изначально поделкой нескольких энтузиастов, никак не грозило идейной конкуренцией марксизму-ленинизму, более того, оно реально укрепляло базу «советского патриотизма». *** В результате должна была появиться «славянская утопия». И она родилась. Вот только слишком поздно, когда система уже дошла до стадии необратимого распада. Сейчас мало кто помнит, что известнейший детективщик Александр Бушков (еще один сибиряк-«молодогвардеец») начинал как фантаст, причем как фантаст ярко выраженного антизападнического направления. В 1990 году вышел его роман «Анастасия», который для профанов был обряжен в одежки эротического боевика. Но помимо «приключенческой части» автор заложил в книгу программу действий «славянской партии», в ту пору безнадежно проигрывавшей. Действие начинается с описания некоей квазисоветской общественной системы, потешной и неестественной, а потому явно обреченной на распад в близком будущем. Ей противостоит некая темень, носящая признаки обобщенных пороков Запада. А в качестве здравой альтернативы выступает жизнь особого края, вернувшегося к быту далеких предков, – дохристианского славянства. Сильные, красивые, отважные люди, прирожденные победители… ***«Знающие товарищи» прекрасно поняли: речь идет о перенаправлении советского эшелона, стремительно идущего под откос, на другую ветку, в сторону «языческого патриотизма». Ну а профаны получили грамотно сделанный плакат: «Налево пойдешь – рабом будешь, направо пойдешь – сильным, красивым и отважным человеком будешь». Еще одно отличие «Анастасии» от предыдущих образцов русской утопии состояло в том, что если у Ефремова, Стругацких и Гуревича их утопические тексты были подчеркнуто наднациональны, то у Бушкова русский национальный вектор проявлялся совершенно наглядно. ***Однако ни на какую иную ветку сверхдлинный состав «СССР» свернуть уже не успел. ______________________ ***[1] Иначе их называют «малеевцами», так как это интеллектуальное сообщество было ориентировано на литературные семинары в доме творчества «Малеевка», а также на ряд других (в Дубултах, в Симферополе и других). Там собирались представители «Четвертой волны», туда приезжали Стругацкие, Гуревич и другие крупные фантасты.) (продолжение следует)
--------------------
|