IPB

( | )

Rambler's Top100
Подписка на новости портала Цитадель Олмера
Правила Литфорума
Незнание не освобождает от ответственности.
Об аварии на сервере
«Честь должна стоить дорого, иначе ее никто не купит»
Рокэ Алва
6 V  < 1 2 3 4 > »   
Reply to this topicStart new topic
Дмитрий Володихин, Утопия и мистика в советской и российской фантастике
V
Андрона
14 September 2009, 18:34
#11


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
Дмитрий Володихин "Мистический элемент в современной русской литературе" (продолжение).

*** В качестве примера можно привести роман Елены Хаецкой [19] «Голодный грек». Нищий авантюрист Феодул, человек совершенно дюжинный, бродяга и вор, наделенный мечтательной натурой, а также страстью к плутовству и приключениям, проходит по пути Гийома де Рубрука и Марко Поло, вычерчивая на простыне Евразии маршрут случайного скитальца, сдавленного шестеренками «большой истории». От всего высокого в этой жизни его душа как будто отгорожена высокой стеной, а если и роятся в ней диковинные планы и проекты, то все они, так или иначе, в завершающей своей части поворачивают к его персональной корысти. Но Господь помогают прийти к спасению, ведя путями неизведанными и странными, заботясь о человеческих душах, как добрый лекарь заботится о хворых пациентах: этому хватит горчичников и пилюль, другому требуется ампутация, а третьему следует назначить долгое, болезненное лечение, ибо его душа рассеянна и ленива... «Голодный грек», странствуя, волей или неволей, видит красоту мера, все его маленькие чудеса, разбросанные тут и там рукой Творца, и эту музыку его духовный слух уловить способен, а мягкосердечная натура способна откликнуться на нее. Там где понятия «долг», «честь», «вера», «бескорыстие» и «милосердие», стучась в дверь, не дождались ответа хозяина жилища, красота еще может позвать его и зажечь в нем любовь к Христу. Душа центрального персонажа (героем его язык не повернется назвать) очень медленно и с натугой поворачивается к Богу. И лишь под занавес гармония церковных песнопений указывает Феодулу последнюю, верную тропу. Мелодия креста возносит его на небо из тюремной темницы. В этом романе Елены Хаецкой картина мира и явление чудес, в нем происходящих, максимально приближены к византийскому, древле-православному пониманию.
***Второй путь открывается принципом «расскажи о своих врагах, и тогда станет понятно, кто твои друзья». Можно добавить: и в чем твоя вера.
***Ярослав Веров [20] , автор, показавший доброе христианское чувство в повести «Мыслеход», затем предъявил в страшном, черном романе «Господин Чичиков» обычный провинциальный город под пятой бесовских сил. В этом мире не видно Бога и праведников, а под тонким покрывалом обыденности — такая темень, такая мерзость! за что ни возьмись, все испакощено нравственной гнилью... Книге не хватает света, любви, надежды, но «темное царство» будничной бесовщины и духовной распущенности она выставляет на всеобщее обозрение точно и метко.
***Третий путь — такое растворение мистики в современности или исторической реальности прошлого, чтобы в итоговой «смеси» воздействие потусторонних сил оказывалось едва различимым на общем фоне самых обычных дел и обстоятельств.
*** Весьма удачно это получается у Ольги Елисеевой в цикле историко-мистических романов о временах Екатерины II. Во всех книгах цикла очень хорошо видно, сколь мощное давление на добротную основу русского царства оказывается горчайшим масонством. Только показана эта темная сила не как средоточие политических сил, а как ряд групп, прямо или косвенно служащих падшему ангелу. Утонченный аристократ, располагающий изощренным умом и европейской образованностью, строя политические проекты, в конечном итоге оказывается связан с мерзким колдовством, а через него и с очевидно сатанинскими силами. Появление отмеченного этой печатью человека или же артефакта, возвещающего об особом благоволении Денницы («санкции», как пишет Елисеева), обязательно приводит к целой серии несчастий. Причем само воздействие врага происходит посредством мелочей: тут хитрая беседа, там лукавый посул, а дальше «правильный человечек» проходит на полезную должность, самолюбивый дяденька собирает круг «братьев», все они хотят какой-то особенной поддержки для себя, и тут в Петербурге как раз появляется «важная персона»... В результате сонм простодушных болванов, тщеславных честолюбцев и людей со склонностью к бесконечному стяжанию двигает армию к поражениям, страну к смуте, а правительство – к подчинению внешним силам. Люди, так или иначе срывающие большие планы чужих, сами иногда не замечают этого. От того же Потемкина, Ушакова, кое-кого из братьев Орловых тянется ниточка к христианской святыне, к воспитанию, наполненному верой, к молитвенному сосредоточению и упованию на Бога. А значит, и к самому Богу. В кризисной ситуации они ведут себя так, как должно вести. Тут не подвел, там не предал, здесь простил, в другом месте не соблазнился, в третьем — проявил стойкость и мужество... И тоже все в мелочах: жизнь состоит из миллионов «да» и «нет», просто время от времени, отвечая очередной вопрос, требуется забыть о себе и вспомнить о высоких материях. Елисеевские герои подобной «памятью» наделены. Одного этого хватает для крушения самых масштабных планов... другой стороны.
*** Алексей Иванов еще в старом своем романе «Географ глобус пропил» очень осторожно ввел в повествование элемент христианства, заговорив о «совершенной любви», которая «изгоняет страх». Его религиозные воззрения — во всяком случае то, как они прозвучали в романах «Сердце Пармы», «Золото бунта» и уже упомянутом, — далеки от православной ортодоксии. Иногда автору этих строк приходилось испытывать чувство большой потери: столь крупная фигура нашей литературы, как Алексей Иванов, исповедует очень расплывчатый вариант Христовой веры, как жаль… Ну да что Господь послал, тому и радоваться надо. При всех оговорках Иванов — христианский писатель и добрый человек. Последние две его книги («Сердце Пармы» и «Золото бунта») принадлежат полю мистической литературы, сакральной фантастики. Мистика в обеих книгах появляется почти исключительно из языческих источников: обряды вогулов и остяков, обращение к таежным божкам-демонам, губительное воздействие нечистой силы на русских пришельцев... Алексей Иванов не прячет мистику, а концентрирует ее: да, это исторические романы; да, сверхъестественное входило в плоть действительности, как яйца входят в тесто для блинов, естественно и неразделимо; да, таков был дух Пермской земли и берегов Чусовой, убери колдовство и знания аборигенов о темной стороне реальности, и выйдет ложь. За это низкий поклон ему: и впрямь, убрал бы он мистический элемент из повествования, и вышла бы ложь. Осмелился не убрать. Христианство в описании Иванова мистической стороны вроде бы лишено: лишь раз старообрядцы занимаются изгнанием беса, а прочее — повседневная жизнь епископов, священников и их прихожан, жизнь как жизнь, просто требует она большой стойкости и веры. Чудес-то и не видать в ней... Но в обоих романах присутствует мотив постепенного богопознания — мистический, хотя и лишенный чудесного. Он состоит в медленном и неотвратимом движении персонажей к пониманию очень важного принципа: спасение открыто, пока человек не изъял из своей души идеал христианской любви, пока не предал его вчистую, а если даже и отошел, то все еще способен вернуться. Поэтому христианство в романах Иванова, терпя в частных столкновениях поражения, в общем смысле торжествует и возвышается над жизненной суетой таежных окраин.
*** Нехристианская ветвь отечественной литмистики за редкими исключениями (Игорь Алимов, Мария Галина, Кирилл Бенедиктов), так или иначе, зависит от христианской. Связанные с нею авторы в текстах своих так или иначе приближаются к вере Св. Троицы, плавают в ней, как бабочки-бражники в свете ночной лампы, отлетают подальше, а то и приближаются вплотную... Кто-то спорит с христианством, кто-то отвергает его, кто-то лишает его мистической стороны, превращая в набор этических принципов, однако из поля мистической беллетристики христианская основа неустранима. Это, как говорится, медицинский факт.
*** Павел Крусанов, состоящий в питерском сообществе «могов» (как-бы-магов) и попытавшийся пропагандировать имперскую идею в романе «Укус ангела», сделал ей не лучшую рекламу, сначала несколько «окитаив» Российскую империю будущего, а затем связав ее с преисподней. Но он же возвращается к мистическому православию в романе «Бом-Бом».
*** Ольга Славникова, создавая образ «Рифейских гор» (Урала) в романе «2017», занимается упорным, каким-то агитационным даже вытеснением православия из этой картины. Не важно христианство для ее «местного текста», не годится оно, по ее мнению, на роль холста или хотя бы фона. Выдумка, блажь, есть более важные вещи, а уж Бог-то и вовсе не то, чем считают его православные... И вот в мире Славниковой начинается раздрасие: сталкиваются условный Урал вообще и условный Урал будущего. Первый из них представляет собой неузаконенное соглашение между людьми и землей, управляемой демоническими существами, густо населившими старые горы. Понимание языческих «законов», по которым живут владения нечисти, да еще иногда особый «дар» или особая «милость» со стороны древних «хозяев» Рифейских гор позволяют кое-кому обогатиться и возвыситься; но в целом игра человека с миром нежити чаще всего приводит к неприятностям для человека. К этому «старому Уралу» Славникова относится с нежностью: авторское отношение никакими разговорами о «лирических героях» скрыть невозможно. В «новом Урале», Урале будущего угадывается виртуализированная вселенная глобализаторов-гностиков, неуютная по определению, нечеловеческая по духу и стилю: замогильный холод ее Славникова чувствует прекрасно. Мистика «архитекторов», воздвигающих холодный дом, ей не ближе христианства. «Родные» старые бесы, каменные девки и прочая пещерно-болотная шатия представлена по сравнению с надвигающимся будущим как мирок не только привычный, но почти комфортный для настоящего «рифейца»... [21] Однако он явно слабее, и его приверженцам остается один выход: бегство. Собственно, именно мистическая дихотомия противостояния плохого с еще худшим навевает настроение безнадежности. Тупик. Гибель всего настоящего, живого. Думается, вывод христианской мистической основы за скобки основного действия привел к тому, что читатель романа ставится перед странным выбором: вот тихая, мирная, хотя и неласковая эманация преисподней, а вот гадкая и неэстетичная, к тому же импортная версия, — ну, что лучше? По здравому размышлению, хуже оба, но ведь автор сам рисовал декорации фантастического Урала, сам формулировал условия игры... А стало быть, осознанно загнал читателя в клетку такого выбора.
______________________________
19 Хаецкая написала 6 романов на материале европейского Средневековья — прежде всего, альбигойских войн и крестовых походов. В них дается панорама многообразных столкновений христианства с еретичеством и сарацинством. Поскольку христианская сторона представлена католиками, это многих навело на мысль о католичестве самой Хаецкой. Но Елена Владимировна — православный автор, именно с этих позиций пишущий и о «рыцарской эпохе» и об искоренении катарской ереси в европейской истории.
20 Ярослав Веров — псевдоним творческого дуэта, половинкой которого является Глеб Гусаков из Донецка, а второй половинкой — крепко зашифрованный аноним.
21 Читай – советского интеллигента, слегка подтесанного постмодернизмом и неоязычеством.
(продолжение следует)




--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Андрона
14 September 2009, 20:23
#12


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
Дмитрий Володихин "Мистический элемент в современной русской литературе" (окончание).

*** Иная позиция у Юрия Бурносова, автора мистической трилогии «Знаки и числа». Хотя антураж действия чисто фантастический — условный мир позднего средневековья, похожий на ожившую готику в повести «Четвертый лист пергамента» Евгения Богата, — текст пронизан реминисценциями отечественной современности. Переплетение разнообразных интересов и столкновение героев, стилистически близкое к полудетективной, историко-мистической прозе Переса Реверте, понемногу выявляет три группы сил: нечто, напоминающее христианскую Церковь; нечто сродни всякого рода инициатическим организациям — масонам, розенкрейцерам, иллюминатам и прочим западным авантюристам от эзотерики; наконец, нечто, очень похожее на постсоветскую интеллигенцию, не очень понимающую, куда ей приткнуться. Главный герой, Хаиме Бофранк, что-то вроде следователя «по особо важным», становится свидетелем целой череды злых чудес и начала сумерек мира, вставшего на краю бездны. Будучи человеком далеко не церковным, но и не эзотериком, он принадлежит третьей группе. Это представитель интеллектуалитета в ситуации, выбивающей почву из-под ног. И не то чтобы сердцем, скорее, выбирая между двух зол, он в третьем романе все-таки приближается к Церкви. Как человек незлой и здравомыслящий, он в конце концов пришел к выводу: «...с этими фанатиками ему нынче по пути»... Основной мотив: только бы не с теми, другими, уж больно много в них зла, уж слишком жуток основной персонаж, манифестирующий вторую группу, некто с говорящим именем Люциус. Ольга Трофимова, комментируя последнюю книгу трилогии, пишет: «Кто-то решит, что Люциус открывает христианскому миру прелесть мира, живущего вне христианской парадигмы. А кто-то подумает, что Люциус открывает дорогу в наш мир злу настолько древнему, что для него просто не нашлось имени...» [22] В данном случае мистика и магизм разделены как высокое и низкое, небесное и бытовое. Первое воспринимается, прежде всего, как воспитание духа, второе — как двигатель приключений. Мистический смысл трилогии, в сущности, прост: тому, кто не может приблизиться к Богу иными путями, следует заглянуть в глаза аду, и тогда, убоявшись, повернуть назад.

***

***Мистическая составляющая для христианства естественна и является его неотъемлемой частью. Возвращение России домой, к христианским истокам, сопровождается, среди прочего, возвращением и к мистике. Но если прежде эта сторона веры была самоочевидной, теперь ей должно выразиться в более популярных, а значит, и в более ясных формах. Фактически это означает появление в литературе нового сегмента, отчасти принадлежащего фантастике, отчасти — основному потоку. Несмотря на загрязненность русла, вода в реке литературной мистики живая, а не мертвая; здесь, как и вот всем, идет духовная война, и есть кое-какие успехи.
***Приливы и отливы нашей веры происходят медленнее роста городов и лесов. Нынче прилив омывает белой пеной человеческий песок. Сын человеческий сказал: «Я есмь путь, истина и жизнь» (от Иоанна 14:6). Этот путь не стерся, не порос травой забвения, не был уничтожен взрывными работами. Напротив, с каждым годом он становится в России все отчетливее.
_______________________
22 Трофимова О. От редактора // Бурцев Ю. Четыре всадника. М.,2004. С.9.




--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Weronika
07 January 2010, 20:48
#13


Читатель-извращенец с нетрадиционной литературной ориентацией
****

Местный
991
1.6.2007
Харьков (Украина)
24 638



  2  


Цитата
Впрочем, западная мистико-фэнтезийная литература XX столетия не менее нашей бедна христианством. Если только не более. Когда-то сверкнули изощренный католик Толкин, моралист Льюис, ближе к нашему времени отличился хоррор-мастер Кинг, ну а сейчас-то что?
А Чарльза Уильямса Дмитрий не читал, нет? И роман Тонке Драхт у нас переведён. И Джеймс Стоддард есть.
А сейчас даже христианская НФ есть: книги Мэри Д.Расселл, "Птица малая" и "Дети Бога".
Дмитрию Володихину срочно надо на Фантлаб wink.gif .


--------------------
Неотразимым острием меча, Отточенного для последней битвы,
Да будет слово краткое молитвы И ясным знаком -- тихая свеча.
Да будут взоры к ней устремлены В тот недалекий, строгий час возмездья,
Когда померкнут в небесах созвездья И свет уйдет из солнца и луны.
(С.С.Аверинцев)

Легко быть терпимым к чужим убеждениям, если у тебя самого нет никаких.(Герберт Луис Сэмюэл).
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Андрона
07 January 2010, 21:50
#14


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
А Чарльза Уильямса Дмитрий не читал, нет? И роман Тонке Драхт у нас переведён. И Джеймс Стоддард есть.

Интересно, что бы он сказал об этих авторах.


--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Андрона
30 June 2010, 23:36
#15


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
Дмитрий Володихин "ВОЗВРАЩЕНИЕ К ГРИНУ? СКАЗКА НА КОНТИНЕНТЕ ФАНТАСТИКИ".

***Некоторые явления в литературе кристаллизуются весьма долго. Не год должен пройти и не три года, чтобы критикам и читателям стало ясно: появилось нечто новое. А прежде это самое новое приходится угадывать, «схватывать» на уровне интуиции, уловив в хаосе рассеянной информации пунктирно прочерченный силуэт закономерности. Больше всего это напоминает поиск маслят в еловом лесу, куда вместе с грибниками пришел густой туман.
***Тут немудрено ошибиться. Но лучше высказать гипотезу, чем ждать у моря погоды.
***Этот текст представляет собой статью-гипотезу. Пройдет несколько лет, и само время либо подтвердит мое предположение, либо опровергнет его.
***Итак, последние годы – четыре, или, быть может, пять -- в нашей фантастике постепенно растет количество сказок. Именно литературных сказок, а не фэнтези и не мистики. Это видно по материалу, который приходит на разного рода конкурсы, по сектору «твердых сказок», включенных в фэнтезийные сборники, да, в конце концов, по рождению особой серии «Сирин» издательства «Снежный ком». Под маркой «Сирин» печатаются только сборники сказок. Жажду сказки уловили кинематографисты, и вот появилась рождественская киносказка «Тариф Новогодний» (2008).
***Возможно, на основе литсказки в фантастике вырастет новый формат. Произойдет это далеко не завтра, но кое-какие признаки видны уже в настоящее время.
***Но прежде стоит разобраться, о какой именно сказке идет речь. Сказок много, они отличаются друг от друга как индейское каноэ, чайный клипер и эскадренный броненосец. Это целый мир, отчасти соприкасающийся с фантастикой, отчасти же удаленный от нее.
***Речь идет, разумеется не о той сказке, которую в словарях называют «…одним из основных жанров устного народно-поэтического творчества, эпическим, преимущественно прозаическим художественным произведением волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел». Да, древняя сказка, известная нам по фольклору, была мистическим произведением. Она строилась на чудесах, творимых, главным образом, силою, исходящей от разного рода потусторонних существ. От Бога. От божков, духов, бесов. От леса, реки или горы, наделенных собственной душой. В современной литературе аналогом древней сказки выступает художественная мистика. Она также строится на чудесах, притом и автор, и читатель, во-первых, знают, что эти чудеса совершаются с помощью энергии, взятой от сверхъестественных сущностей; во-вторых, верят в действительное существование этих нечеловеческих сил. Фэнтези (за исключением, может быть, тусовок самых упертых толкинистов и самых безбашенных поттерщиков) воспринимается и автором, и читателем как игра, как театр приключений, построенный на фундаменте личной фантазии писателя и определенной литературной традиции. Иными словами, все знают, что фэнтезийные «вторичные» миры и всё в них происходящее – чистая выдумка.
***Современная литературная сказка отличается и от того, и от другого. Писатель и его аудитория играют в сложную игру. С одной стороны, если сказка не предназначена для детей, то все понимают: чудеса, происходящие по ходу сюжета – авторский вымысел. С другой стороны, сказка теряет смысл, если читатель парадоксальным образом не поверит, что они, чудеса эти, могут случиться на самом деле. Более того, если не считать сказки с явно выраженным христианским элементом, аудитория сказочного произведения не знает, какой у них источник, но, несмотря на это, верит в их истинность. При этом антураж и персонажи могут быть реалистичными на все сто процентов. И даже, скорее всего, будут именно такими. В сказке ценится «всё настоящее», т.е. полный аутентизм обстановки, действий, боли, счастья, крови, страсти, смерти. Хитро устроенный механизм сказочной веры требует максимального правдоподобия – на порядок больше, чем в традиционном фэнтези. Но! Сказка не строит «вторичного» фэнтезийного мира. Она не объясняет реальности, в которой разворачивается сюжет. Она существует само по себе. Вне какой-либо космогонии.
***Можно сравнить всё это с концертом в доме культуры. Сначала публике показывают документальный фильм о вещах величественных и пугающих, но прочно связанных с настоящей жизнью. Это мистика. Потом труппа местной самодеятельности разыгрывает пьеску. Приятная выдумка, все рукоплещут. Это фэнтези. А потом выходит поэт и самозабвенно читает стихи о прекрасной любви, какая в нашем мире невозможна. Но пока он читает, все верят – она все-таки возможна… хотя бы иногда. Это сказка.
***Есть и другое отличие, никак не связанное с художественными особенностями текста. У фэнтези, мистики и литсказки – разное происхождение. Бывает так, что детишки, схожие чертами лицами, одинаковые по росту, весу и цвету волос, появились от разных родителей. Или, во всяком случае, не все родители были у них общими.
***Фэнтези получила бурное развитие в постсоветской России 90-х - после перевода огромной массы англоязычных фэнтезийных романов. До того у нас была лишь тоненькая струйка «предфэнтези» (Ларионова, Козинец, Богат и т.п.). И нечто похожее на сказку получалось только у «мейстры» Людмилы Козинец. Например, ее знаменитый «Летучий голландец»… Эта традиция казалась оборванной.
***Литературная мистика имеет в нашей стране глубокие корни, уходящие в дореволюционную эпоху, однако на протяжении всего советского времени она пребывала в загоне. А после распада СССР начала восстанавливаться весьма поздно. Фактически, о возрождении литмистики (сакральной фантастики) можно говорить лишь с конца 90-х или, может быть, с начала «нулевых».
***Как фэнтезийные, так и мистические тексты, за редким исключением, оказались принадлежностью массовой литературы. Это очень важно.
***У литсказки история другая. Ее судьба прочно связана с литературой «основного потока», во всяком случае, в советское время. Кто отделит от «мэйнстрима» столь известную вещь, как «Три толстяка» Юрия Олеши? Или, скажем, «Город мастеров» Тамары Габбе? Или знаменитые сказки Евгения Шварца – «Обыкновенное чудо», «Дракон»?
***Отечественное фэнтези 90-х с его смесью простоватого правдоискательства и боевикового нажора с первой же страницы резко отличается от мастеровитой литсказки страны Советов -- по стилю, по способу разворачивать сюжет, по идейному наполнению. Последняя источает лоск социального всезнания, порой весьма навязчивый и всегда бесконечно далекий от духа фэнтези… А романтический консерватизм юной русской мистики, добавленный, как могучая специя, в варево боевика/хоррора, и вовсе представляет собой нечто противоположное и революционному пафосу, и лукавому «инакомыслию» советской литсказки. Наша мистика выходила на позиции под знаменем с надписями «Спасти дракона!» и «Смерть мастерам!» - для тех, кто понимал смысл этой борьбы.
***Несовместимые сущности!
***Лишь одна фигура оказалась пограничной, зато и самая крупная – Александр Грин. Мистик, сказочник, романтик, обитатель периферийной области в мэйнстриме. Язык не повернется назвать его фантастом, тут более подошло бы несуществующее слово «полуфантаст». Но ведь и не мэйнстримовец в полной мере. Никому не свой в полной мере, никому не чужой в полной мере…
***Современная литсказка, быстро растущая в фантастике, тяготеет не к Шварцу и подавно не к Лавкрафту, а к городской романтике, т.е. маршруту Грина-Козинец. И вот уже на конвенте «Созвездие Аю-Даг» дают премию имени Александра Грина за «романтическую фантастику», и вторую – имени Людмилы Козинец за романтические произведения, где нарисован яркий образ Крыма. Поскольку литература подобного рода на протяжении почти века пребывала на русской почве в крайней скудости, фундамент у нынешней литсказки – довольно зыбкий. Фактически, она растет сама из себя.
***При всем том граница между сказкой и фэнтези, сказкой и литературной мистикой очень зыбка. И даже матерые литературоведы порой спорят, куда отнести тот или иной текст. Толкина, например, иногда зачисляют в сказочники, а тексты его даже в энциклопедических статьях объявляются «авторской сказкой».
*** Наверное, сказка – как любовь. Чувствуешь безошибочно, а самую суть объяснить не можешь. Настоящую сказку от всех прочих текстов отличает какая-то невесомая субстанция «сказочности». Автор этих строк пытался ее определить… но готов смириться, если кто-нибудь предложит более здравую дефиницию. Надо полагать, когда сказка в фантастике примет более солидный масштаб, границы между нею и соседями по Ф-континенту обозначатся сами собой и гораздо резче.

(продолжение следует)




--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Андрона
30 June 2010, 23:42
#16


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
Дмитрий Володихин "ВОЗВРАЩЕНИЕ К ГРИНУ? СКАЗКА НА КОНТИНЕНТЕ ФАНТАСТИКИ". (продолжение)

***Сказке отдали дань как мэтры, так и фантасты не столь именитые.
***Так, у Далии Трускиновской на страницах «Если» еще в 2000 году появился рассказ «Сумочный». Из него впоследствии вырос цикл произведений о домовых, восемь из которых оказались под одной обложкой в сборнике «Мы, домовые» (2009). Это именно сказки, опубликованные в уже упоминавшейся серии «Сирин». Притом сказки городские – малый народец действует в них, главным образом, на территории большого города, занимая под жильё труднодоступные уголки квартир.
***Домовые попадаются и на страницах повестей, входящих в «Баклужинский цикл» Евгения Лукина. И цикл этот также гораздо более напоминает городскую сказку, нежели фэнтези. Безоговорочно назвать его коллекцией сказок мешает прежде всего то, что в его основе -- устойчивый вторичный мир: оволшебненная постсоветская провинция.
***Поклонники Елены Хаецкой добрым словом поминают сказку «Анахрон» (2000), написанную в соавторстве с Виктором Беньковским. Прекрасная дева-варварка из первого тысячелетия нашей эры переносится в современный Питер. Ей дает приют мелкий коммерсант Сигизмунд Морж. В жилой кубатуре современного мегаполиса разыгрывается чудесная история о том, как несбыточная мечта обращается в любовь двух людей, принадлежащих разным мирам. Поддавшись условностям, продиктованным игрой на поле фантастики, авторы промычали нечто малочленораздельное об экспериментах, творившихся при Сталине: нечто из времен старика Виссарионыча вмешалось в жизнь настоящего, сначала доставив сюда красу-девицу, а потом отправив ее на историческую родину – в буквальном смысле. Но… все науч.-тех. оговорки призваны смикшировать «неформатность» текста. Это ведь никакая не НФ, а просто сказка о любви, дарованной чудом.
***В «Анахроне-2» (2007) строй и дух сказки оказался полностью утраченным. Да и в художественном смысле продолжение заметно уступает первой книге.
***Зато совсем недавно появился сборник Елены Хаецкой «Тролли в городе» (2009), уже прозванный в среде ее почитателей «Троллячьими сказками». В книгу вошло пять повестей, они имеют различную форматную принадлежность. Где-то сказка укрылась под дырявыми одежками той же НФ («Царица вод и осьминогов»), где-то - под мантией городского фэнтези («Сказки подменышей»). И уж никак она не прячется в повести «Исчезновение поцелуя», где крестная фея сначала награждает главного героя необыкновенной привлекательностью для женщин, поцеловав его, а затем, когда всё в его жизни устраивается как надо, отбирает это волшебное свойство.
***Знаменитый роман Марины и Сергея Дяченко «Vita nostra» не имеет явно выраженных признаков, позволяющих вписать его в НФ или фэнтези. В неком заштатном городе студенты учатся быть… словами высшей созидательной речи. Если бы дуэт Дяченко доиграл до финальной ноты некоторые оккультные мелодии, разбросанные тут и там в описаниях учебного процесса, критик имел бы право сказать: вот еще одна беллетризация эзотерики. Но авторы благоразумно соединили психофизиологическую трансформацию персонажей с неким необъяснимым волшебством. В итоге получился сказочный роман, или, вернее, роман-сказка.
*** Впрочем, для Дяченко это не первый опыт создания сказок. Еще в 2002 году вышел их рассказ «Я женюсь на лучшей девушке королевства». Это сказка о несчастной любви, почти лишенная фантастического элемента. Разве что действие происходит в мире условно-европейского условно-средневековья, а персонажи носят условно-фэнтезийные имена. Но фэнтезийного «театра» в тексте нет. Один мудрый неюный человек предоставляет молодому королю возможность понять: кое с чем на свете непозволительно играть даже монарху. Там, где длань правителя ищет безобидную муху, может оказаться оса. А неутоленная любовь превосходно умеет жалить…

(продолжение следует)




--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Андрона
30 June 2010, 23:52
#17


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
Дмитрий Володихин "ВОЗВРАЩЕНИЕ К ГРИНУ? СКАЗКА НА КОНТИНЕНТЕ ФАНТАСТИКИ". (окончание)

***Собственно, столь же условной Европой, городом-как-у-Гауфа, пользуется в качестве декораций Анна Семироль. Ее сказка «Мари» (2010) – первый шаг по дороге мастерства, сделанный после множества приличных, хороших и очень хороших текстов. «Мари» - чистая сказка, сделанная в духе европейского романтизма XIX века, и этом смысле совершенная. Печальная, трагическая вещь, более эмоциональная, чем сказки того же Вильгельма Гауфа, работавшего в уютном стиле бидермайер, для которого свойственно приглушать слишком уж яркие вспышки чувств. Но и более жесткая, более безжалостная к человеческой природе. Сверхъестественное существо в облике маленькой девочки без конца ставит перед людьми выбор. Ошибаются те, кто совершает его под воздействием внутренней фальши. С честью выходят из трудной ситуации те, кто добр, бескорыстен, способен к чистой любви. Собственно, Анна Семироль – единственный пока автор на континенте фантастики, из которого может получиться мастер-сказочник. Именно сказочник, и ничто иное.
***Сказки Дяченко и Анны Семироль – городские, но в них, как уже говорилось, антураж условен. Во всех остальных случаях современные сказочники используют как подмостки для развертывающихся драм город наших дней. Большей частью – мегаполис. Так поступают Трускиновская и Хаецкая. Притом творчество последней дает достаточно оснований говорить об особом «Петербурге Хаецкой» как устойчивой системе образов. К мегаполисным декорациям склонны и молодые авторы, принадлежащие Седьмой волне. А среди них склонность к работе сказочника скорее, правило, нежели исключение.
***Дуэт Карины Шаинян и Дмитрия Колодана – своего рода живая визитная карточка Седьмой волны. Их маленькая повесть «Над бездной вод» (2007), конечно, содержит элементы НФ. Некий Перегрин Остер обзавелся «магнитно-индукционным прибором», отыскивая невероятную «рыбу Доджсона» среди корней большого города… Но что это за чудо-рыба? Ее «нельзя увидеть, до нее нельзя дотронуться…» И не напрасно в тексте упомянут король древний Пелинор. Странствия по каменному чреву города, среди его устрашающих внутренностей пребывает «меж двух миров»: современностью и вечно повторяющимся миром сказки.
***Языком сказки современные фантасты говорят о творчестве, как, например, Марина Дробкова и Сергей В. Васильев («Фламенко», 2009 год) или Ника Батхен («Случайная сказка», 2008). В обоих случаях настоящее высокое творчество одаренного человека становится спасительным чудом для других людей…
***Но чаще - о сильных эмоциях, способных в высшей точке накала преображать реальность. Зависть представила в сказочной миниатюре Инна Живетьева «Дар для гусеницы» (2008), а жертвенную любовь – Николай Желунов («Насморк», 2008). Любопытно, что в случае с Николаем Желуновым атрибуты НФ (эпидемия среди жителей марсианской колонии землян) соединяются с чисто сказочной особенностью главного героя: возлюбив, забирать у любимой любую болезнь, любое увечье и даже спасать от верной смерти. Автору удалось воплотить в своем тексте глубинную мечту правильно устроенных мужчин: защищать любимых любой ценой, даже ценой жизни.

***

***В конце статьи принято подводить итоги, озвучивать выводы, на худой конец – «закруглять» текст. Но первое за автора этих строк сделает в ближайшем будущем сам литературный процесс, второе стало бы простым повтором начала статьи, а третье всегда было откровенной халтурой.
***Поэтому напоследок я просто выражу главную мысль статьи максимально сжато. Так, чтоб она запомнилась.
*** В современной русской фантастике растет какое-то новое явление, не имеющее четких «квалифицирующих признаков» НФ, фэнтези, мистики. Оно, это новое, разыгрывается в городах. Его любят молодые фантасты. Оно опирается не веру читателя, что «так может быть», и, одновременно, на его же знание, что «так не бывает». Можно, конечно, сказать: происходит тупое размывание форматов – то ли из-за неспособности целого поколения писателей как следует укладываться в формат, то ли из-за простой усталости от существующих форматов. Но… это ничего не объясняет. Скорее, другое: наша фантастика набухает новым форматом и он очень похож на реинкарнацию литературной сказки, постепенно дрейфующей из мэйнстрима к нам, грешным.




--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Андрона
02 July 2010, 13:37
#18


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
Дмитрий Володихин СООТНОШЕНИЕ ИДЕЙ И «ХУДОЖЕСТВА» В ТЕКСТАХ БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ 60-х – 70-х годов

***На мой взгляд, проза братьев Стругацких делится по своим художественным особенностям на три период. Первый, ранний, включает в себя тексты, созданные ими до «Попытки к бегству» (1962). Собственно, Борис Натанович Стругацкий так и писал: «Эта небольшая повесть сыграла для нас огромную роль, она оказалась переломной для всего творчества ранних АБС. Сами авторы дружно считали, что ”настоящие Стругацкие” начинаются именно с этой повести». Второй период породил наиболее известные произведения АБС, и продолжался он от «Попытки к бегству» до «Града обреченного» (написан в 1975 году, а опубликован лишь в 1988/1989). Наконец, третий, поздний период продлился от «Града обреченного» до кончины Аркадий Натановича в 1991 году.
***С начала 1960-х годов АБС получили колоссальный авторитет у советской интеллигенции. Они имели возможность «влиять на умы» и пользовались ею неизменно к удовольствию читателей. В наши дни нередко приходится слышать, что «классические АБС», т.е. тексты 60-х – 70-х годов, главным образом, второго периода, представляют собой «литературу идей». Что ж, спорить с этим глупо: повести того времени, действительно, насыщены научными, социальными, философскими, этическими проблемами, в них легко обнаруживаются следы полемики, которая велась в интеллектуальной среде, а оригинальные идеи щедро рассыпаны по всей художественной ткани произведений. Ныне в полемиках, возникающих по поводу творчества АБС, часто звучит мнение: именно обилие свежих идей покорило когда-то читателей АБС. Что же касается художественных особенностей их творчества, то они как-то отходят на второй план. Порой даже знатоки позволяют себе высказывания в духе: «Не тем брали». Или: «Да важно ли это вообще?» Или: «Обилие идей и было главной художественной особенностью». Или: «Их позиция – вот о чем надо говорить прежде всего!»
***В сущности, подобная позиция ведет к отказу от анализа текстов АБС как произведений литературы, а не одной лишь общественной мысли. И это очень непродуктивный, а проще говоря, тупиковый ход рассуждений. В советской фантастике не столь уж много писателей первой величины. Тех, кого современники постоянно цитировали, да и потомки не забывают. Тех, кто был кумиром образованной публики и активно участвовал в формировании общественного идеала. Беляев. Ефремов. Булычев. И Стругацкие. Причем последние, наверное, перекрывают всех прочих по своей популярности и интеллектуальному влиянию. Если к ним не прикладывать требований, с которыми подходят к художественным текстам литературоведы, к кому их тогда прикладывать в нашей фантастике?! Или вообще избавить себя от мыслей о том, что фантастическая литература является частью художественной литературы в целом? Забыть о сколько-нибудь серьезном аналитическом подходе к писателям-фантастам именно как к писателям, а не только идеологам и публицистам? В этом нет ни малейшего смысла. Во-вторых, наивно было бы полагать, что голых идей достаточно для завоевания любви и внимания многомиллионной читательской аудитории. Идеи может высказывать кто угодно в каких угодно количествах. Но только тот, кто сумеет подобрать для своего высказывания оптимальную форму, может претендовать на завоевание читательских сердец и умов. Прочих же просто забудут со всеми их идеями… Следовательно, было нечто в творческой манере АБС, способное заворожить советских интеллектуалов. А значит, надо пытаться хоть сколько-нибудь понять те литературные приемы, которыми братья Стругацкие достигли ошеломляющего результата.
***Моя статья представляет собой именно такую попытку, предпринятую на материале текстов второго периода в творческой биографии АБС.

(продолжение следует)




--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Андрона
02 July 2010, 13:43
#19


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
Дмитрий Володихин СООТНОШЕНИЕ ИДЕЙ И «ХУДОЖЕСТВА» В ТЕКСТАХ БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ 60-х – 70-х годов. (продолжение).

***Некоторым выдающимся русским писателям, например, Владимиру Владимировичу Набокову, присуща своего рода «шахматность» текстов. Очень хорошо она видна и у братьев Стругацких.
***Каждый персонаж у АБС 60-х – 70-х – шахматная фигура, приготовленная для заранее рассчитанной комбинации. Да, у него есть любимые словечки, странности (то милые, то отвратительные), психологические проблемы, легко прочитываются черты его характера – Стругацкие по части психологической прорисовки персонажей превосходили большинство наших фантастов того времени. Но всё это требовалось им только для того, чтобы сделать персонажа живым и по-человечески правдоподобным носителем определенной социально-философской функции, а потому самостоятельной ценности не имело. АБС – при том, что они добивались, как уже говорилось, большого психологического правдоподобия, всё-таки не-психологичны. Они в гораздо большей степени философы, социологи, но не психологи, нет. Психология в их текстах того периода имеет лишь служебное назначение.
***Для Стругацких очень характерно слегка замаскированное под речи и мысли персонажей прямое обращение к читателю. А вот описания мыслей и особенно чувств героев встречаются не столь уж часто. Во всяком случае, до «Хромой судьбы» и «Града обреченного». В подавляющем большинстве случаев они появляются в тексте именно тогда, когда АБС желали прямо или почти прямо обратиться к читателю с некими публицистическими тезисами, коим придана художественная форма.
***В повестях того времени персонажи проявлены как люди через слова, поступки, пластику, но не через мысли. АБС не «рассказывали» героя, а заставляли его как бы играть перед камерой, и по этой игре читатель сам составлял о нем впечатление, не задумываясь над тем, что камеру в правильном месте установил тот же коллективный писатель АБС. Размышления персонажей использовались ими в качестве инструмента для ведения диалога авторов с читателем. АБС как будто закрыли доступ во внутренний мир своих героев, и если открывали его, то не в зону переживаний или состояний, а в зону идей.
***Более того, когда АБС пытаются отступить от этого правила и заняться «диалектикой души», результат получается отрицательный, поскольку они занимаются в таких случаях чем-то глубоко несвойственным творческой манере. Впрочем, случается это нечасто. В качестве примера можно привести отступление «о любви» от имени Антона в самом начале повести «Попытка к бегству».
***А вот случаи, когда персонаж, оттолкнувшись от очередных перипетий сюжета, задумывается над чем-то и выдает читателям своего рода микроэссе на заданную тему, образованной публикой ценились и воспринимались как нечто естественное. Тут хватает позитивных примеров.
***Так, тот же Антон долго и со вкусом рассуждает о «культуре рабовладения», фактически становясь устами АБС. Дон Румата произносит в «Трудно быть богом» семь (!) монологов подобного рода. Привалов из повести «Понедельник начинается в субботу» время от времени занимается тем же. В 4-ой главе он разговаривает с читателями о философии науки: «Все мы наивные материалисты… И все мы рационалисты. Мы хотим, чтобы все было немедленно объяснено рационалистически, то есть сведено к горсточке уже известных фактов. И ни у кого из нас ни на грош диалектики» и т.д. А в 5-й главе помещен его длинный монолог об отношении социума к научным исследованиям, начинающийся словами: «Дело в том, что самые интересные и изящные научные результаты сплошь и рядом обладают свойством казаться непосвященным заумными и тоскливо-непонятными…»
***Время от времени персонажи АБС дают «самохарактеристики», работающие на ту же заранее заданную социально-философскую функцию. Это работа более тонкая и интересная. Недалекий красавец и атлет Робик из «Далекой Радуги», описывая собственные мысли и чувства, предлагает читателями портрет человека, начисто вываливающегося из блистательного мира ученых. Это недо-ученый, это шрамик на лице великолепной цивилизации землян, устремленной к поиску и открытиям. И то, что он впоследствии недостойно ведет себя, спасая возлюбленную, но бросив на верную смерть детей, дополняет этот портрет и придает ему привкус социального атавизма: человек прошлого в мире будущего, личность, неспособная быть полноценной единицей нового общества…
***У «классических» Стругацких и, тем более, у поздних, градус публицизма был весьма высок. Собственно, АБС вынесли в текст своих повестей язык и темы общения, происходившего на интеллигентских кухнях, на работе – на обеде, за чаем - или же в каком-нибудь походе в окружении друзей-интеллигентов. Поэтому человек соответствующего склада, открывая книгу, видел: все эти Нуль-физики, Д-звездолетчики, космодесантники и прогрессоры – такие же люди, как и он сам. Они так же мыслят. Они о том же мыслят. Отличный пример – разговор на тему о противостоянии «физиков» и «лириков» будущего в «Далекой Радуге» (эпизод, когда Горбовского не хотели пускать к «Тариэлю», и он должен быть принять участие в беседе местных физиков, ожидающих выдачи ульмотронов). Они так же шутят, и, кстати, уснащают иронией каждую вторую реплику. Той интеллигентской иронией 60-х и, в какой-то мере, 70-х годов, которую донесли до наших дней комедии тех лет. Привалов из «Понедельника…», в сущности, - тот же Шурик из «Кавказской пленницы» или «Операции ”Ы”». Поэтому для интеллигенции того времени тексты АБС оказались кладезем афоризмов, чуть ли не универсальным средством опознавания себе подобных. Всё это были афоризмы, выросшие из жизни НИИ, академгородков, тех же интеллигентских кухонь, из задушевных бесед за полночь под крепкие напитки – в то время, когда ничего свободнее кухонных бесед в общественной коммуникации просто не существовало.
***Оттуда пришло, например, пародирование речи всякого рода чугунных начальников (наподобие Камноедова из «Понедельника…» или какого-нибудь Домарощинера из «Улитки на склоне»). Оттуда же - пародии на речь раздувающихся от спеси академических ничтожеств (Выбегало, смешивающий «французский с нижегородским»).
***Важно понимать: братья Стругацкие завоевывали аудиторию образованных людей, сокращая до минимума дистанцию между собой и ними. Эта одна из характерных черт их стиля. Они как будто входили в квартиру к советскому инженеру, просили чаю или уж сразу «Агдама», а потом, усевшись за стол напротив хозяина, начинали разговор: «Помнишь, как ты вчера в курилке спорил с Багровичем, отомрет ли семья в будущем и что она такое в настоящем? Помнишь? Ага, вспомнил. Так вот, послушай…»

(продолжение следует)




--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post
Андрона
02 July 2010, 13:52
#20


Леди Революция


Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367



  15  


Цитата
Дмитрий Володихин СООТНОШЕНИЕ ИДЕЙ И «ХУДОЖЕСТВА» В ТЕКСТАХ БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ 60-х – 70-х годов. (окончание).

*** Хотя повести АБС насыщены рассуждениями на философские темы, они в большинстве случаев оставляют впечатление очень высокой динамики. Это относится и к «Трудно быть богом», и к «Парню из преисподней», и к «Понедельнику…», и к «Далекой радуге».
***Что дает такие ощущения? Откуда берется эта динамика?
***Каждое четвертое или, может быть, каждое третье слово в повестях АБС 60-х – 70-х годов – часть диалога. В «Трудно быть богом» очень много диалогов, обычно в советской фантастике тех лет их вдвое--втрое меньше. Иван Ефремов, например, был скуп на диалоги. Он либо монологичен, либо втягивает читателя в «сократический», т.е., в конечном счете, дидактический диалог. Неспешное описание явно нравилось Ивану Антоновичу в большей степени. Напротив, Стругацкие диалоги любят, холят и лелеют. А строят их в рваном ритме коротких реплик, перебивок и недосказанностей. Поэтому произведения АБС воздушны, словно состоят из сплошных открытых пространств, отделенных друг от друга лишь бумажными ширмами. Так, начальные главы «Попытки к бегству» до такой степени насыщены диалогами, что они вообще преобладают над всеми иными формами повествования.
***Из текста «Трудно быть богом» выведены сколько-нибудь развернутые описания людей, интерьеров, сцен. Если рассказывается история жизни, приключений и мытарств какого-нибудь персонажа, то очень коротко, в нескольких предложениях. Взгляд главного героя ни на чем не останавливается надолго. В тексте нет статики, все находится в постоянном движении. Те же диалоги в большинстве случаев ведутся в действии. Лишь в редких случаях, когда надо проговорить нечто исключительно важное, участники диалога садятся за стол и беседует чинно, не торопясь, основательно. Появляются длинные философические реплики, рассуждения на хороший абзац… Так, например, происходит, когда Антон-Румата обсуждает со средневековым «интеллигентом» Будахом возможность изменить мир. Но это, повторяю, редкость.
***А в остальном – действие, действие, действие. Вся повесть пронизана мотивом «Он не успел». Главный герой не успевает проникнуть в планы главного злодея, дона Рэбы. Главный злодей не успевает сообразить, что ему делать со странным существом, у которого есть монеты из немыслимо чистого золота. Лидеры «серых штурмовиков» не успевают составить контринтригу против дона Рэбы, а значит, не успевают выжить. Премудрые земляне не успевают сообразить, какая опасность грозит королевству Арканарскому. Министр двора не успевает спасти начитанного юношу, наследника престола… Каждый должен «бежать в два раза быстрее», чтобы решить свои задачи. «Трудно быть богом» - очень драйвовая вещь.
***Описаний, особенно по-ефремовски тягучих и основательных, у АБС крайне мало. Более того, порой они выглядят чужеродным элементом, особенно если пребывают на первых страницах произведения. Вот совершенно не запоминающаяся пробежка Вадима вокруг «Корабля» в «Попытке к бегству», а вот – медлительная завязка «Обитаемого острова» после падения Максимова звездолета.
***Нигде у зрелых АБС не встречается развернутых литературных портретов в духе русской классики XIX века или советской реалистической литературы века XX-го. Если братья Стругацкие хотели предложить читателю портрет одного из персонажей, им достаточно бывало дать несколько наиболее характерных, ярких, запоминающих черт, и читатель дорисовывал все остальное сам. Вот весьма удачный пример – Наина Киевна Горыныч из повести «Понедельник начинается в субботу»: «Хозяйке было, наверное, за сто. Она шла к нам медленно, опираясь на суковатую палку, волоча ноги в валенках с галошами. Лицо у нее было темно-коричневое; из сплошной массы морщин выдавался вперед и вниз нос, кривой и острый, как ятаган, а глаза были бледные, тусклые, словно бы закрытые бельмами».
***Дополнительную скорость текстам АБС придавало скудное число эпитетов. Кроме того, у них мало предложений с обильными причастными и деепричастными оборотами, мало предложений сложносочиненных. А если такое предложение все-таки необходимо, то выше и ниже него обязательно будут поставлены предложения короткие, всего из нескольких слов.
***Таким образом, АБС «нагружали» читателя весьма солидной поклажей, состоящей из научных идей, философских тезисов, социальных оценок. Но они прилагали колоссальные усилия, стремясь облегчить ему труд восприятие и сделать эту интеллектуальную работу увлекательной. Кроме того, АБС разрушали стену между собой и читателем: «Либо мы с тобой одной крови, либо не читай, это не для тебя». В конечном итоге, именно эта художественная манера принесла им триумфальный успех. Они превосходно понимали: для писателя что говорится, т.е. содержание идей, полдела, не менее важно как говорится. И если без раздумий над первым литератор плодит пустоту, то без понимания второго он превращается в лектора.




--------------------
Атланты держат небо на каменных руках

"Она порой в сети найдет такое..." - Bisey

База литературных семинаров
Go to the top of the page
Вставить ник
+Quote Post

6 V  < 1 2 3 4 > » 
Reply to this topicStart new topic

 

: · ·

· · ·

: 29 March 2024, 17:56Дизайн IPB
Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru