Леди Революция
Литературное Общество
3 014
22.7.2007
Москва
25 367
15
|
Цитата Г.Л. Олди А.Валентинов Семинар "Проблема обучения в фэндоме или любой гасконец с детства академик". (продолжение)
Д.Г. При этом самые очевидные ответы, мы сейчас перечислили те ответы, которые были наиболее распространены на всяческих тематических форумах, наиболее очевидные ответы почему-то никому в голову не приходят.
Во-первых, когда мы ведем семинары, мы отдаем долги. В свое время нас тоже учили. В свое время мы тоже были молодыми, начинающими, и в меру талантливыми авторами. Мы тоже ездили на семинары. Мы походили на клуб фантастов, где люди уже публикующиеся к тому времени с большим опытом старше нас разбирали тексты, и чего-то подсказывали. Мы ездили на семинары. Нам очень повезло. Мы попали в группу, которую вел Сергей Александрович Снегов, ныне уже, к сожалению покойный. Тогда ему было уже за 80. Очень интересно и очень язвительно, кстати, разбирал тексты. С нами, кстати, в той же группе был Воха Васильев, между прочим, был Забеков в той же группе. Там мы собственно и познакомились. Часть из присутствующих здесь были на том же семинаре только в других группах. Короче говоря, это действительно человек, который многое нам подсказал, хотя семинар был не очень длинным. Ну, сколько, он неделю там длился. Было чему поучиться. Короче говоря, когда мы уже чему-то научились, мы продолжаем учиться, но мы решили, что надо отдавать долги. Если у нас уже есть какой-то опыт, если мы знаем, где лежат «грабли», то почему бы не показать другим: «Ты туда не ходи, там грабли лежат». Вот собственно это мы и делаем. Если мы можем поделиться чем-то полезным, то почему бы не поделиться. А семинаристы просто банальный ответ просто хотят научиться ремеслу, а затем уже и мастерству писателя. По-моему, это лежит на поверхности. Человек, который едет на семинар, хочет чему-то научиться. Какой еще может быть ответ, я не знаю, но почему-то, придумывают все, что угодно, кроме этого.
Кстати, такой начинающий романист как-то написал на форуме, дословная цитата: «Давно считаю, что в существовании таких заведений как литературный институт им. Горького нет совершенно никакого смысла. Ну, это так заметка на полях. Если бы Флобер и Стендаль присутствовали на семинаре Олди, уверен, классики сидели бы, открыв рты от восхищения. Что сказать умные дядьки, языком чешут, что метлой метут. В то же время, а что там, на их семинаре происходит такое: раздача костылей для тех, кто не умеет ходить. Помогут эти костыли? Вряд ли. Фактически Олди делятся тем, о чем сами думу думали, когда поняли, что им не светит слава Лукьяненко. /зал смеется/. А потому их знания бесполезны, а тем кто пишет, это знание должно придти через собственное упорство потому как свой творческий путь по таким конспектам не пройдешь».
О.Л. Вот тут я специально повторю это слово «знание, - с точки зрения форумчан, творческих личностей,- должно придти через собственное упорство!», да? Отметили, теперь Дмитрий Громов продолжает.
Д.Г. Да, Короче говоря, это распространенная точка зрения не вот эта вот конкретно оценка семинара, а на то, что не надо учиться у мэтров, километров, сантиметров, и вообще у других людей, а надо самому работать, и в процессе научишься. В общем, некое зерно истины в этом есть. Практика она, конечно, нарабатывает какие-то навыки. С этим никто и не спорит. Но дело в том, что те, кто так ратуют именно за практику исключительно, почему-то сами почти ничего не пишут. То есть сами своим же методом, который они декларируют как единственно правильный, они не пользуются, или почти не пользуются. Они пишут в основном на конкурсы, и то, как бы, в общем эпизодически. А когда им говорят, что, молодой человек, или, леди, вы же сами говорите, что нужно практиковаться, то, что ж вы не практикуетесь? Ответ, как правило, такой: «Но я ж еще и работаю, я, же не профессиональный писатель, который может на этом зарабатывать своим трудом, только пиша книги. Когда мне писать? А вот эти вот бездельники, они только вот книги пишут, и больше ничего не делают».
Ну, с другой стороны такие товарищи они, мягко говоря, не правы, потому, что я думаю, что и здесь в аудитории найдется немало людей, которые одновременно пишут книжки и в общем, более или менее успешно публикуются, и при этом не бросают основной работы. Зачем далеко ходить вот наш коллега Андрей Валентинович работает преподавателем в университете, что, в общем-то, совершенно не мешает ему быть профессиональным писателем, писать, издаваться.
В итоге, те, кто пытается спорить с товарищами практикантами, в итоге пользуются их методом в числе прочих, то есть, учась и у других, и на собственной практике, и разными другими способами. А те, кто этот способ декларирует как единственно правильный им, в общем-то, и не пользуется.
В итоге получается, что, когда… ну, вы, если помните, был в свое время так называемый «бум 96-го года», когда начали издавать наконец-то отечественную фантастику – до этого в основном только переводная была, и потом начали резко издавать – так вот, в тот момент у многих здесь присутствующих уже в закромах, так сказать, уже было две, три, пять, десять, двенадцать книг, уже написанных. Человек писал «в стол». Он не мог не писать, он работал. То есть, когда пошел этот бум, соответственно, люди смогли принести в издательства сразу по нескольку книг, эти книги были достаточно быстро напечатаны. Собственно, тогда и был этот странный эффект, что за год у автора выходило три, пять, семь, десять книг, и часть народа удивлялась: он что, с такой скоростью пишет? Нет, он написал их за десять лет до этого. А когда появилась возможность издаться, у него уже был багаж. А у современных, так сказать, практикантов, которые ратуют за практику как критерий истины и обучения, в итоге, когда доходит до возможности публиковать, у них там полтора рассказа и незаконченная повесть, в общем-то, и не начатая. А они рассказывают, как практикой надо поверять истину.
Ну, и сейчас по поводу обучения есть модная такая позиция, одна из, что «настоящему фантасту завсегда везде ништяк» - не нужен ему стиль, не нужны красоты-изыски, не нужна литературность, у фантастики несколько другие задачи. Тут должно быть фантастическое допущение, крепкий сюжет и так далее. Нет, никто не против фантастического допущения и крепкого сюжета, но мы считаем, что «литературность, стилистика, так сказать, умения, ни к чему» - это рефлекторная защита агрессивной бездарности. Человек отстаивает не принципиальную позицию, а право писать плохо. Почему? Потому, что фантастику, с его точки зрения можно и нужно писать плохо, а все красоты мешают донесению до читателя какой-то там великой идеи: фантастической, не фантастической или еще какой. И совершенно ему не обязательно обучаться какому-то литературному мастерству, уметь все то, о чем мы сейчас говорили, поскольку он богат идеями, всякими нейронно-нейтронными генераторами, о которых он пишет. Эта позиция снимает всякую необходимость обучения, а зачем мне учиться. На чем и передаю слово далее Андрею.
А.В.Ш. Так в чем же причина такой не любви к учению? Проще всего упомянуть падение нравов, что молодежь пошла, и не просто пошла, а пошла вся не туда. Что интернет стал сборищем идиотов, которые клубятся там, как жирные черви. И это тоже будет правда. Но я о том, что источники отмечают падение нравов со времен Древнего Египта, каждое поколение жаловалось, что молодежь пошла не туда, а это никак не корелируется с уровнем литературы. 60-70-е годы прошлого столетия фантастика была значительно выше в целом по литературному уровню, чем сегодня. Заметьте. Таким образом, причина не в вечной закономерности, что золотой век сменяется серебряным, и так до полного Армагеддона. Конечно, сейчас сказывается пресловутый рынок, Книга должна быть дешевой, и чем дешевле, тем лучше. Следовательно, в нее нужно вкладывать меньше труда. Она будет не так дорого стоить издательству. Отсюда, скажем, смерть такой профессии как редактор, и все с эти связанное. Да это так. Но это тоже следствие. Чего? А того, что фантастика последние два десятилетия стала очень быстро меняться. Если еще во время помянутого великого «бума 96-года» она еще стремилась быть литературой, то теперь она окончательно ушла в жанр. Слово «жанр» дальше будет употребляться исключительно в кавычках. Исключительно как принятый термин, и для того, чтобы лишний раз не повторять не менее избитое слово «формат». Оба эти термина, я повторюсь, достаточно не точны, но сводятся к одному и тому же: «жанр», как и «формат» требует от «продукта» прежде всего содержания в ущерб литературной форме, а подчас и полностью отрицая таковую форму.
Следущий параграф я назвал бы «убийца не может быть китайцем».
Для сравнения отступим немножко в сторону, посмотрим, как идут дела у соседей. Вот скажем детектив. К 20-годам прошлого века детектив имел давнюю, прочную литературную традицию. В числе тех, кто писал произведения литературного направления были Диккенс, Эдгар По, Достоевский, Честертон, Стивенсон. Многие из детективистов по сути были классиками литературы. Однако это и стало вызывать протест тех, кто считали, что развивать надо непосредственно жанр, что детектив – это не литературное произведение, а логическая задача для того, чтобы потренировать мозги. Поэтому ее надо только литературно оформить, но не особо стараться, чтобы не перестараться. В качестве ответа, на тенденцию, что детектив становится литературой, появились пресловутые правила «Как писать детектив». Автором … был американский детективист Стивен ван Дайн. Эти правила весьма забавные: «убийца действительно не должен быть китайцем». Это правда. Но кое-что смешным совсем не кажется, вот цитирую: «В детективном романе неуместны длинные описания, литературные отступления на побочные темы, изощренно тонкий анализ характеров и воссоздание атмосферы. Все это вещи несущественные для повествования о преступлении и логическом его раскрытии. Они лишь задерживают действие, и привносят элементы, не имеющие никакого отношения к главной цели». И опять что-то знакомое? Теперь вспомним день сегодняшний, и не детектив, а родную фантастику. Очень многие авторы, отнюдь, не будучи знакомыми, в силу малого образования с идеями давно забытого мистера Дайна, строго следуют его требованию, отбрасывая все несущественные вещи. Литература мешает жанру, значит долой литературу. При этом этим даже гордятся. Сколько раз приходилось читать в читательских комментариях, не только в читательских, бог с ними, в авторских самокомментариях, что уровень книги в литературном отношении не очень, и вообще я не писатель. Зато четко там есть, то, что, по их мнению, должно быть в жанре. То, что ведет к пресловутой главной цели. Таковая главная цель сформулирована, причем местами формализирована в вот только, что помянутом великом, уже легендарном издательстве «Крылов». Там есть свои уже обнародованные правила: «убийца не должен быть китайцем», «невесту главного героя не должны насиловать», (нерб) Совершенно верно. Результат очевиден. Жанровая фантастика в литературе не нуждающаяся все больше от нее уходит, так что литературы уже собственно говоря не видно, ею уже даже не всегда пахнет. Соответственно авторы не заинтересованы, чтобы писать хорошо, опять-таки с точки зрения литературы. Их дело строго выдерживать соответствующие правила. Причем, заметьте, сейчас образовались правила нескольких направлений того, что мы называем фантастикой: правила фэнтези, «какие уши должны быть у эльфа», и кто должен быть в компании приключенца. Правила попаданцев, они очень строги, как марлезонский балет. Правила космобоевика, может, они там еще так четко не сформулированы, но к этому идет. Вот они соблюдаются, и о них идет отчаянный спор. В том же интернете: правильно ли уши описаны, правильно ли описаны, не дай господь, заклепки в каком-то произведении про попаданца к Сталину, который ему приносит уже 101 гранатомет.
Д.Г. /смеется/. У него ж там склады.
А.В.Ш. Да-да-да. Естественно, естественно. Язык, психология, прочая литературщина никого не интересует. Если что-то интересует, с точки зрения текста – чтобы он был «читабельный». Гениальное слово. Вот это самое «легкоусвояемость». Вот это требуется. Но это не литературное требование. Это требование к любой инструкции, к любому руководству, даже по использованию туалетной метлы. Написано должно быть понятно. Вот это требование к литературному произведению на сегодняшний день.
Бороться с жанром, конечно же, невозможно, да и не нужно. Но пусть себе пишут, что хотят, но надо четко определиться, с чем мы имеем дело, и что ты пишешь. Произведение изящной словесности, где главным является все-таки человек, и все, что с ним связано, или инструкцию по эксплуатации пылесоса. Тоже очень нужную и полезную вещь, но это не литература. Инструкции проходят по иному ведомству, и случаи, когда человек пишет нечто такое, а получается литература – это один на миллион: написаны сотни тысяч путеводителей, и только один из них «Трое в лодке, не считая собаки».
Но не все, конечно же, те, кто начинают писать, те, кто пишет, хотят ваять инструкции, писать очередную новеллизацию, то есть некоторые еще хотят стоять на почве литературы, но им очень трудно – сбита планка. Люди привыкают читать плохие тексты и писать плохие тексты. Те самые отечества отцы, которых надо взять за образцы пишут на очень плохом литературном уровне. В лучшем случае речь идет о гладкости текста. Более того, эта сбитая планка это огромный соблазн не только для начинающих, но и для тех, кто уже пишет, и даже пишут давно, и пишут хорошо. Зачем стараться. Зачем стараться? Итак, прочитают. Более того напишешь, чуть не сказал сложно, нормально, сразу «ну, у него диалоги какие-то странные», «у него там сложный текст». «Сложный текст» - это уже недостаток. Почему? Мешает «легкоусвояемость».
Те, кто вступают в литературу, поневоле ориентируются на худшие образцы. И соответственно пытаются писать также. Поэтому очень сложно всем. По-настоящему очень сложно учиться именно литературе, тому самому ремеслу. И начинающим, и, кстати, пишущим, и тем более мэтрам. Тут есть своя опасность, когда ты уже вскочил в вагон, помахал ручкой всяким самиздатчикам, и едешь на мягком месте, в своем вагоне, то большой соблазн ослабить усилие. Все равно прочитают. Даже, если такую цель себе не ставишь, а просто не очень напрягаешься, то поневоле начинаешь повторяться: те же самые избитые приемы, те самые штампы, и, в общем-то, произведения становятся клонами. Это тоже опасность. Поэтому, еще раз скажу, дабы не подрывать авторитет, невеликий авторитет того, что мы еще называем фантастикой, об учебе приходится и необходимо думать всем.
О.Л. Вчера шла речь о том, что в художественном произведении часть смысла содержания отдана форме изложения. Я хочу это продемонстрировать на крайне простом примере. Можно кого-нибудь из зала мне помощника одного, мужчину по возможности. Можно? Да, выходите.
Я вам прочитаю очень короткое стихотворение Пушкина:
Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам бог любимой быть другим».
Вот стихотворение, а теперь мы попросим Антона пересказать его своими словами,
Антон. В принципе, чего пересказывать? Я уже пересказал. Кому не видно, подойдет, прочитает, или зачитать? Сейчас я бы сказал проще:
- Я вас любил, Хотел вот расплатиться.
О.Л. Спасибо большое. Это было замечательно. Обратили внимание на разницу? Дак, вот еще раз: стихотворение Пушкина и пересказ Антона – это две разные формы. Только ли формы? А содержание от этого не меняется? Он просто пересказал, с длинной прелюдией, но я вас любил… Да, все правильно, но в художественном произведении то как написано забирает большую часть смысла! Это совсем не вспомогательный фактор, это один из базовых факторов! Говорю крамолу: одной искренности и эмоциональности автора недостаточно, чтобы пробиться к сердцу читателя и так далее. Художественность - система образов, оформленных посредством языка. Мощнейший инструмент воздействия, без него часть содержания едва ли не большая пропадает, совсем.
Я вчера говорил, что писатель может выглянуть в окно и писать рассказы о дворике, который он видит. Я говорил о том, что в архивах Алексея Толстого нашли триста описаний одного и того же двора, который он видел из окна – разных описаний! Разных – стилистически, настроенчески, технически… он тренировался. Слушайте, а почему наши писатели не пишут ни эскизов, ни набросков, ни этюдов, а сразу многотомную сагу? Вам не кажется бредом: начинающий композитор начинает с симфонии? (вопрос из зала: Это риторические вопросы, или нам надо на них отвечать?) Мы пока задаем их, а потом предоставим микрофоны и с удовольствием вас послушаем. Собственно, на этом я передаю слово Дмитрию Громову.
ДГ: Мы закончим вступительную часть, каждый по разу, и после этого кто захочет ответить на какие-то вопросы, комментарии, поспорить – с удовольствием. Эту встречу мы задумали как диспут, и просто даем вам сейчас вот такую большую затравку. Цитата: «Одна из множества идей, открытых мне античной литературой, в которую я углубилась в 18 лет в поисках чего-то неопределимого, была записана греческим автором Плутархом: «Развитие внутреннего мира изменяет внешний»». Цитата из речи перед выпускниками Гарварда, а речь держала Джоанна Роулинг, автор известного «Гарри Поттера». То есть она на самом деле очень неплохой специалист по античной литературе, мифологии, философии и так далее. Так что все это не просто так, не от нечего делать взяла домохозяйка и написала книжечку. Все было не так просто. А теперь другая цитата, к сожалению, она достаточно большая
(ОЛ: «Изложи ее своими словами!»)…
Д.Г. Короче, это из Гессе, из его эссе о читателях книг. Он рассуждал о том, что существуют три типа читателей. Один из них просто следит за развитием сюжета, за приключениями персонажей и так далее. <Другой> создает какой-то личный ассоциативный ряд, у него это ассоциируется с какими-то событиями из его личной жизни, с чем-то прочитанным, просмотренным и так далее. Это второй тип, который уже создает ассоциации. И третий пытается разглядеть очертания самого писателя за текстом. То есть – как это было сделано, что за личность этот писатель. Естественно, ни один человек не остается постоянно в пределах одного типа читателя – это как бы такие чуть-чуть абстрактные типы, потому что большинство все-таки воспринимает книжки на грани этих трех типажей, но, тем не менее, с уклоном в какой-то один из них. Или чисто в первый вариант – «сюжет-герой», или второй – это какие-то ассоциации и аллюзии, или третий – это, так сказать, уже внутренний, личностный тип. Так вот, о чем хотелось бы сказать. Читатель второго уровня – наиболее массовый, и Гессе, так его и называет, ассоциативным или массовым читателем. Он находится на стыке, грубо говоря, «высокой» и «низкой» литературы, - опять же, это термины не мои, я это из Гессе беру. Я стараюсь не делить на «высокую» и «низкую» литературу, но раз уж человек дал такие термины, то приходится ими пользоваться. Очень не многие авторы могут прорваться в текст, который интересен третьему типу читателя, соответственно, текст, в котором настолько присутствует личность автора, в котором настолько интересны его приемы, что это интересно уже совсем профессионалам. Но, как тут было замечено в том, что я не цитирую, а пересказываю, самая интересная, важная, и, пожалуй, самая серьезная задача современного писателя – это заинтересовать все три типа читателей. То есть, и того, кто просто следит за сюжетом, и того, который строит себе какие-то ассоциации и аллюзии кроме сюжета, и третьего, который уже профессионально разбирает произведение, которому интересна личность автора, какие-то ходы, которые он использовал. Это возможно, но это удается очень немногим. Но тогда, естественно, и популярность этого писателя сочетается с качеством текста. То есть его можно читать и как забойный боевик, его можно читать как психологическую прозу, и можно читать как, фактически, пособие, как надо все это делать. Возвращаясь к высказыванию Роулинг. Казалось бы, разные писатели говорили совершенно о разном, но на самом деле Роулинг в своем романе – я имею в виду эпопею о Гарри Потере - частично воплотила принцип, о котором говорил Гессе, поскольку, как вам, я думаю, хорошо известно, «Гарри Поттера» читают не только дети и подростки, его читают и вполне взрослые люди, не первую книжку взявшие в руки, вернее, не сотую и не двухсотую уже, по нему пишутся различные, серьезные филологические, и не только филологические, научные работы. То есть она сумела всех заинтересовать, ну и о популярности рассказывать не надо. Я не хочу сказать, что это самое гениальное произведение всех времен и народов, но это качественная книга, которая обрела очень большую популярность. Получается, что забойные боевики, фантастика того же плана, детективы, «дамские романы» - они цепляют первый пласт читателей, о котором говорилось. Это если брать раздельность, если не брать тот текст, который может зацепить две или три читательские страты, а те, которые цепляют только один из слоев. Второй слой, если брать его в чистом виде, это получается сплошной поток сознания, перегруженный психологическими изысками, всяческими постмодернистскими цитатами и аллюзиями, но, как правило, не имеющий при этом, ни внятного сюжета, ни ярких героев. Ну, и третий вариант – это экспериментальная проза, в которой эксперимент стал превыше всего и затмевает собой все остальное. Да, человек действительно экспериментирует, он что-то интересное и новое придумывает, но читать это кроме как с познавательно-эстетическими целями – «ну как же он все-таки такую штуку сделал?» - для чего-либо другого читать это, в общем-то, невозможно. Так вот, без литературной учебы можно развить в себе при определенном таланте и трудолюбии умение зацеплять один определенный слой читателей и писать достаточно популярные и, в общем, неплохие книги. Но если писатель действительно хочет зацепить другие книги, а это, как мы видим, кроме всего прочего, может быть сопряжено с популярностью, как у Роулинг, кроме повышения качества текста, ему приходится – ему нужно! – осваивать новые приемы. Почему? Потому, что на своих природных задатках, таланте и трудолюбии, которые у него были, он не будет качественно развиваться. Если он не будет учиться новому, ему нечем будет зацепить другую страту читателей. Он количественно может расширить свою аудиторию того же слоя, но никогда не зацепит другие слои без обучения. И, возвращаясь к Роулинг, ее эрудиция в области античной литературы, мифологии и философии явно пошла на пользу книге. Она не использовала ее напрямую в «Гарри Поттере», а как некий общекультурный слой, бэкграунд, который чувствуется за текстом, но напрямую в него не лезет. И то, что она использует целый ряд довольно интересных литературных приемов, не клишированных, говорит о том, что она явно работала над текстом, она чему-то училась в процессе и до того.
Таким образом, оказывается, что литературная учеба, использование своих знаний, эрудиции может не только не вредить продаваемости текста, но даже весьма ей способствовать, поскольку выехала Роулинг отнюдь не только на таланте и рекламе, но и на том, о чем мы сейчас говорим.
А.В.Ш. Ну я коротко. Можно задать провокационный вопрос. А чему же собственно учиться? Чему это. Я бы назвал несколько градаций. Очень многим писателям для начала надо просто писать грамотно во всех отношениях. От синтаксиса, до построения предложений, абзацев и прочего. Не секрет для очень многих, которые маленькие и бегают в самиздате, редакторами выступают пресловутые бета-тестеры. Ну, они им конечно текст в порядок соответствующий приводят. А вот некоторые дециметры, а то и мэтры сдают черновики прямо в редакцию, это не военная тайна, типа, хотите исправлять, исправляйте, Я уже итак хорош. Но писать гладко – это только первая ступень. Надо научиться писать не изложение, как в 8-м классе старой школы, а научиться писать литературное произведение. О том вчера шла речь, вы слышали это: сюжет, диалоги, прости господи, кульминация, финал. То, что делает текст – литературой. Этому тоже надо учиться. А то, что это умеют, мягко говоря, не все, я думаю это тоже не военная тайна.
Но есть и следующая стадия. Если человек решил заняться писательским ремеслом, то, как у настоящего мастера, его произведения должны узнавать! Вот когда начнут его текст узнавать, пускай не с одного абзаца, но с одной страницы, Вот, это уже можно почувствовать, что достигнута определенная стадия. Узнаваемость текста. У многих она есть. Есть, но не у многих. Но опять-таки успокаиваться тоже нельзя. Иной мэтр или даже киломэтр, он начинает почивать на лаврах, но это не только то, что я сказал, начинает клишировать сам себя, даже этого не желая. Но есть и другое, открываем учебник литературы, и читаем, такой-то был в основном автором малого жанра, новеллы, романы ему не давались. Почему не давались? А ведь таких мы назовем, в том числе и ныне живущих, и даже здесь присутствующих. А почему не давались романы? Что, мозжечок вырезали? Нет. Работал мало. И всего! Больше никаких военных тайн. Так что и самым таким большим с бородами, большого размера литературного, есть чему учиться. К чему мы и призываем.
И напоследок, нам бы, тем, кто действительно интересуется литературой, а не только содержанием оной литературы, энергию бы ту, которая используется на тех же форумах, тратят, те, кто интересуются эльфами и их ушами, железяками. С какой силой они спорят, ищут аргументы, Какие Днепрогэсы энергии! Вот, когда вот так начнут спорить о литературе, когда вот так будут бороться за то, чтобы это было литературное произведение, чтобы фантастика оставалась литературным произведением, вот тогда мы будем на верном пути.
О.Л. И перед тем как передать микрофон Вам желающим, я просто хочу сразу объяснить, все, что сказано, мы относим к себе в абсолютно полной мере. Мы не с Олимпа вещаем, как вам надо учиться, а мы вас научим. Ничего подобного. Это просто говорит о том, что мы точно так же сидим, ищем новые способы, новые средства, новые приемы, новые образы, Ищем больно, мучительно, тяжело. Зачастую не получается. Ну, не всегда в обучении в конце пряник бывает.
Кто хочет к микрофону? Спускайтесь.
Бескаравайный. Вот тут хорошо было сказано, и даже несколько пожаловались, что нет, зарисовок, отрывков, как работы, и с чем это связано, к чему это приводит? Молодые авторы очень любят свои тексты. Я тоже их люблю, и до сих пор. Так вот когда им указывают пальцем и мне указывают, и всем остальным, неприятно, мерзко. Пока шкуру не отрастил или с самого начала включил большую наглость, но при этом с большими ушами, критика текстов вполне хорошая воспринимается исключительно как нападки. Поэтому есть необходимость разделить сам текст, как творение законченное, как рассказ, как статью, и все остальное и учебу. Но это сейчас почему-то происходит очень редко. Отчасти, наверное, потому, что сеть задает возможность сразу всем собраться из всех точек, где есть интернет вместе, и выдать уже готовые тексты, которые можно сравнить и по ним ругаться. Это значительно интересней. В 10 000 раз интересней ругаться по конкретным текстам. Это правда.
Панченко. Прежде всего, скажу, что Олди абсолютно правы, что они это относят и к себе в первую очередь. Не надо смеяться. Дело в том, что очень мало кто из достигших успеха фантастов относит это к себе. По этой же причине, подобного рода семинары не являются в нашей среде правилом. Я имею в виду семинары, которые проводят мэтры. Потому, что мэтры очень любят, когда любят их любимых. К сожалению, это чрезвычайно сильно задает тон на более низких уровнях. Чего там далеко говорить вспомним достаточно известную статью Дивова в «Если», когда он говорит, что у нас фактически исчезла критика, потому, что это все наша тусовка, в том числе те издания, где критика публикуется. Вот если какой-то шаман из вражеского племени покритикует меня, вождя другого племени, то я-то, ставший вождем не зря, может быть это и пойму, но мое племя не поймет. В результате складывается ситуация гречневой каши, которая сама себя хвалит. Критиковать можно преимущественно молодых, которые идут в «Крылов» не от хорошей жизни.
Посмотрим наши номинационные списки: там уже сплошные «Крыловы», не имея в виду даже издательство. «Эксмо» как-то держит марку. А сколько было издательств хороших и главное разных. Тут важнее даже разных, чем хороших, во время первых «Звездных мостов». То есть ситуация, когда вся фантастическая страта принимает некие правила игры. Я думаю, что тут роль редакторов похуже, чем роль рядовых сдавшихся. Но вспомним и о нас, пишущих, читающих, участвующих в семинарах. Олди в свое время достаточно аргументировано критиковали такую вещь как проекты. Как раз тогда же, чуть позже, и даже незадолго до этого в проекты пошли мэнстры. Это среднее между мэтрами и монстрами. Так вот, не думаю, что в дальнейшем критика проектов будет часто подниматься, даже на высшем уровне фэндома. Думаю Олди поднимут
О.Л. Мы Сталкера пишем.
Г.Панченко Все, понятно. Значит, и Олди не поднимут. Но в чем соблазн для молодых, в том, что большое количество много, успешно издающихся, получающих премии, они некритикуемы. И это создает действительно замкнутый круг. Отдаю следующему.
(продолжение следует)
--------------------
|