античная поэзия, самая, что ни на есть классика

[shishoq]

помнится, ещё на читая Катулла, мы в шк выработали оч похожий сленг: там был не только "нос", но и "уши"

оттуда же (жизненное):


11

Вар меня затащил к своей любови
с площади попроведать от безделья, —
шкурочка, показалось мне на первый
взгляд, мила и ничуть не неприятна.
Только к ней мы вошли, на нас напали
разговоры о том о сем, а после
о Вифинии, где я был недавно:
что там? как? сколько прибыло мне денег?
Отвечал все, как было: сам я с носом,
и начальники, и подручных свора, —
головы умастить-то даже нечем,
наш начальник-мудак при этом вовсе
не оказывал помощи подручным.
«Но, конечно же, — говорят, — купил ты
там носильщиков прирожденных все же,
как обещано было». — Я же, чтобы
хоть немножко порадовать малышку, —
«Нет, не так, — говорю, — мне было худо,
чтобы, хоть захолустье и дрянное,
я не смог шестерых купить хотя бы».
(Но ни тут у меня, ни там кого-то,
кто старушки моей кровати культи
мог на шею взвалить бы, не бывало.)
Только та, как положено блудливым, —
«Окажи, — говорит, — Катулл, услугу
небольшую: к Серапису бы надо
мне попасть». — «Не спеши в расчет меня ты
брать; сказал, — говорю, — не то я что-то
по рассеянности, — то мой приятель —
Кинна Гай — их купил себе, малышка.
Правда, разницы нет: его ль, мои ли, —
мы на пару — то он, то я — владеем.
Ты же неостроумна и несносна,
впрочем, я чересчур неосторожен».

©Катулл Веронский. Перевод Максима Амелина

[shishoq]

вот ещё о дарах природы

Доверяюсь тебе с моей любовью
и, Аврелий, прошу простой услуги:
если в ком-нибудь ты души не чаял,
чистоту охраняя и невинность, —
проследи, чтоб мой мальчик цел остался.
Не людишек боюсь я: по проулкам
безобидно туда-сюда слоняясь,
те делишками заняты своими, —
страшен ты со своим опасным членом
и красавчикам редким, и уродцам.
На любого набросишься, лишь только
захотится, достав из-под одежды, —
одного лишь, пожалуйста, не трогай.
Но коль умысел злой тобой, преступник,
и безумная похоть овладеют,
строить козни, мороча нас, принудив, —
ой, судьба не замедлит с приговором:
будешь схвачен, и задние ворота
протаранят тебе морковкой с треском!

© Катулл Веронский

Однажды поэт Маяковский пришёл в гости к художнику Бурлюку, мало в жёлтой кофте, да ещё с морковкой в нагрудном кармане. И художник Бурлюк, увидав это, предусмотрительно его не пустил. Долгое время искусствоведы ломали головы: почему он так поступил? Но мы-то знаем: Бурлюк был человеком европейски образованным и хорошо знакомым с классическим наследием.
Да и мало ли чего можно ожидать от этих футуристов?

[Arcanis]

К Лесбии

Жить и любить давай, о Лесбия, со мной!
За толки стариков угрюмых мы с тобой
За все их не дадим одной монеты медной.
Пускай восходит день и меркнет тенью бледной.
Для нас, как краткий день зайдет за небосклон,
Настанет ночь одна и бесконечный сон.
Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова
Еще до тысячи, опять до ста другого,
До новой тысячи, до новых сот опять.
Когда же много их придется насчитать,
Смешаем счет тогда, чтоб мы его не знали,
Чтоб злые нам с тобой завидовать не стали,
Узнав как много раз тебя я целовал.

© Катулл Веронский в переводе А. А. Фета.

[Jabberwocky]

Публий Вергилий Марон
ЭКЛОГА II

Страсть в Коридоне зажег прекрасный собою Алексис.
Был он хозяину люб – и пылал Коридон безнадежно.
Он что ни день уходил под частые буки, в прохладу
Их густолиственных крон, и своих неотделанных песен
Жалобы там обращал к лесам и горам, одинокий.

"Песням моим ты не внемлешь, увы, жестокий Алексис!
Иль не жалеешь ничуть? Доведешь ты меня до могилы!
Даже и скот в этот час под деревьями ищет прохлады,
Ящериц даже укрыл зеленых терновник колючий,
И Тестиллида уже для жнецов, усталых от зноя,
К полднику трет чабер и чеснок, душистые травы.
Вторя мне громко, пока я слежу за тобою прилежно,
Пеньем цикад кустарник звенит под солнцем палящим.
Иль не довольно того, что гнев я Амариллиды
Либо презренье терпел, выносил и упреки Меналка? –
Хоть черномазый он был, а ты белолицый, Алексис!
Не доверяй чересчур, прекрасный юноша, цвету:
Мало ли белых цветов, но темных ищут фиалок.
Ты презираешь меня; откуда я, кто – и не спросишь,
Сколько скота у меня, молока белоснежного сколько.
Тысячи бродят овец у меня по горам сицилийским,
Нет в парном молоке ни в зной недостатка, ни в стужу.
Те же я песни пою, которые, стадо сгоняя,
Пел Амфион у Диркэ на том Аракинфе Актейском.
Я уж не так некрасив: недавно себя я увидел
С берега в глади морской; суди нас – так Дафнис, пожалуй,
Не устрашил бы меня, если только не лгут отраженья.
О, лишь бы ты захотел со мною в скудости сельской,
В хижинах низеньких жить, стрелять на охоте оленей
Или же коз погонять хворостиной из мальвы зеленой.
Вместе со мною в лесах подражал бы пением Пану.
Первым Пан изобрел скрепленные воском тростинки,
Пан, предводитель овец и нас, пастухов, повелитель.
Так не жалей же о том, что натер себе губы свирелью.
Чтобы сравняться с тобой, как только Аминт не старался!
Есть свирель у меня из семи тростинок цикуты
Слепленных, разной длины, – Дамет ее, умирая,
Передал мне и сказал: вторым ей станешь владельцем.
Так сказал мне Дамет – и Аминт завидует глупый.
Двух еще горных козлят с трудом достал я в ущелье
Небезопасном, их шерсть пока еще в крапинах белых.
Вымя овцы они два раза в день осушают – тебе я
Их берегу, хоть давно у меня Тестиллида их просит, –
Да и получит, коль ты от нас презираешь подарки.
Мальчик прекрасный, приди! Несут корзинами нимфы
Ворохи лилий тебе; для тебя белоснежной наядой
Сорваны желтый фиоль и высокие алые маки;
Соединен и нарцисс с душистым цветом аниса;
С благоуханной травой сплела она и лаванду;
Нежных фиалок цветы ноготки желтизной оживляют.
Бледных плодов для тебя нарву я с пуховым налетом,
Также каштанов, моей излюбленных Амариллидой.
Слив восковых прибавлю я к ним, – и сливы уважу!
Лавр, тебя я сорву, вас, мирты, свяжу с ним теснее.
Благоуханья свои вы все воедино сольете!..
Ты простоват, Коридон! К дарам равнодушен Алексис.
Если ж дарами борьбу затевать, – Иолл не уступит
Горе! Что я натворил? В своем я безумии Австра
Сам напустил на цветы, кабанов в прозрачные воды…
Что, безрассудный, бежишь? И боги в лесах обитали,
Да и дарданец Парис. Пусть, крепости строя, Паллада
В них и живет, – а для нас всего на свете милее
Наши пусть будут леса. За волком гонится львица,
Волк – за козой, а коза похотливая тянется к дроку, –
А Коридон, о Алексис, к тебе! У всех свои страсти.
Видишь, волы на ярмах уж обратно плуги свои тащат,
Скоро уж солнце, клонясь, удвоит растущие тени.
Я же горю от любви. Любовь возможно ль измерить?
Ах, Коридон, Коридон! Каким ты безумьем охвачен!
Недообрезал листвы я у лоз виноградных на вязе…
Лучше б сидеть да плести что‑нибудь полезное, к делу
Гибкий камыш применив иль ивовых прутьев нарезав.
Этот Алексис отверг – другой найдется Алексис".

[Arcanis]

XVI. ad Aurelium et Furium

Pedicabo ego uos et irrumabo,
Aureli pathice et cinaede Furi,
qui me ex uersiculis meis putastis,
quod sunt molliculi, parum pudicum.
nam castum esse decet pium poetam
ipsum, uersiculos nihil necesse est;
qui tum denique habent salem ac leporem,
si sunt molliculi ac parum pudici,
et quod pruriat incitare possunt,
non dico pueris, sed his pilosis
qui duros nequeunt mouere lumbos.
uos, quod milia multa basiorum
legistis, male me marem putatis?
pedicabo ego uos et irrumabo.

Gaius Valerius Catullus


(Перевод:

XVI
Вот я трахну вас спереди и сзади,
Фурий-супарень и блядун Аврелий!
Вы решили: стишки мои игривы --
Значит, я и в душе стыдлив не больно.
Но поэт должен сам в себе лелеять
Чистоту, но в стишках -- ни в коей мере!
Лишь тогда в них наличны блеск и живость,
Коль игривы и не стыдливы слишком
И разжечь то, что чешется, умеют
Не у мальчиков -- у мужей брадатых,
Тех, кто ленится двинуть вспухшим удом.
Вам, читавшим про тыщи поцелуев,
Как поверить в мою мужскую силу?
Вот я трахну вас спереди и сзади.)

[shishoq]

очень убедительно!

никаких там цезур и просодий...

[Jabberwocky]

вот тоже перевод неплохой

Гай Валерий Катулл
К Фабуллу
Мой Фабулл, коли ты здоров, дружище,
Приходи ко мне завтра отобедать.
Да с собой прихвати еды получше,
Да вина, да смазливую девчонку,
Будь веселым ты к тому же. То-то славно
Посидим мы с тобой! А у Катулла
Кошелек, право, полон пауками.
И взамен ты получишь только дружбу.
Или вот еще что: я ароматом
Угощу тебя, тем, что подарила
Милой Лесбии добрая Венера.
Раз понюхаешь — взмолишься, чтоб боги
В нос всего тебя тотчас превратили!


Гиппонакт
Богатства бог, чье имя Плутос, - знать, слеп он!
Под кров певца ни разу не зашел в гости
И не сказал мне: "Гиппонакт, пока тридцать
Мин серебра я дам; потом - больше."
Ни разу так он не зашел в мой дом: трус он.