Максимилиан нашел Жан-Жака в саду. Старый философ, словно ребенок, не боясь царапин, залез в кусты и восторженно разглядывал розы. Некоторые, самые красивые, он срывал и складывал в букет, удивляясь каждому цветку, будто никогда их не видел.
Максимилиан пошел к нему, стараясь ступать погромче, чтобы увлеченный цветами Жан-Жак заметил его.
Философ продолжал собирать цветы, хотя и слышал, что кто-то идет. Максимилиану пришлось его осторожно позвать.
- Ах, это вы, - воскликнул Жан-Жак, обернувшись и выронив свои розы. Он сразу забыл о цветах и шагнул навстречу Максимилиану.
- Простите, - объяснял философ, - я слышал, что кто-то идет, но думал это кто-то из тех дураков, что ходят на меня посмотреть, как на редкого зверя.
- Вы порезались, - заметил Максимилиан.
Жан-Жак посмотрел на руки и увидел, что они по локоть покрыты кровавыми царапинами.
- Ах, а я крови и не заметил! – удивился он, однако тут же усмехнулся и сказал:
- Ерунда, само заживет. Природа позаботилась, чтобы человека не отвлекали такие пустяки. Так о чем вы хотел поговорить?
Завязав беседу, они пошли через сад. Жан-Жаку было интересно с этим юношей из Арраса, который не просто знал его работы, но видел в них даже больше, чем сам Жан-Жак.
- Вы говорите, что правом обладает только народ, - говорил Максимилиан, - что суверен – это народ. Что народ не может уступить свое право никакому властителю, что властитель только исполняет народную волю, а единственный обладатель власти – народ. Вы говорите, что народ имеет право добиваться свободы, что лучший народ, это тот, который сбросил оковы. Но сбросить оковы, значит рано или поздно выступить против того устройства, которое держит народ в рабстве. Значит, кто-то должен…
- Я понимаю, - перебил Жан-Жак, - понимаю, но надо знать, чем это грозит. Ведь разрушить все существующее, значит обречь всех на время анархии и кризисов. Это неизбежно при смене старого новым. Кто знает, что последует во время такого потрясения? Не погибнет ли страна совсем, не распадется ли, разделенная жадными соседями? Ведь тогда исчезнет всякая надежда на создание новой жизни, напротив все обернется еще худшим порядком вещей.
- Но оковы, про которые вы говорите, разве они упадут сами собой? – тихо, но твердо возразил Максимилиан, - Разве тюремщик сам снимет кандалы с узника? Тиран сам не откажется от тирании, а негодяй не прекратит злодейства, пока его не остановят силой. Значит, народ должен…
- Конечно! – снова перебил Жан-Жак, - Но ведь мы говорим не об отдельных злодеях, а о государстве, которое создавалось веками! Разве только плохое возникало все это время? Многие древние обычаи, принципы и правила проверены временем, они будут полезны и в новом обществе. Если же сокрушить нынешнее государство сразу и без остатка, то погибнет и много хорошего. Кто сможет пойти на это, кто согласится отвечать за это?
- Если народ единственный суверен, то лишь народ может это сделать. Если народ единственный источник права, то никакие навязанные ему законы и правила не должны его сдерживать.
- Это правильно, правильно! – сказал Жан-Жак, - Никакой народ не должен становится рабом никаких, даже собственных законов. Народ волен отменять и пересматривать любой закон, если он неудобен или вреден для народа. Закон принимается для общественной пользы и существует, пока приносит эту пользу. Но поймите, что нет какого-то злодея, который сознательно держит народ в рабстве, которого достаточно уничтожить – и все мигом станут свободными и счастливыми. Нет. Какая разница между тюремщиком и арестантом, если они оба живут в тюрьме? Если на каждого тюрьма возлагает обязательства и может легко поменять местами узника и надзирателя? Также и любой тиран первый пленник своей тирании.
Максимилиан вздохнул и с некоторой досадой посмотрел на философа.
- Как же тогда исправить существующий порядок? – спросил он Жан-Жака, - Я вижу в ваших идеях лекарство, это право народа, которое стоит выше права монарха, выше права государства. Разве за этим не должно следовать…
- Знаете, - вновь перебил Жан-Жак, - Я думаю, раньше, чем исправлять существующий порядок, нужно исправиться самим людям. Никакого общественного счастья нельзя будет достичь, если люди останутся прежними. Даже если вы поселите нынешних людей в новом, прекрасном мире и дадите им самое справедливое общественное устройство, люди, если они останутся такими как сейчас, быстро низведут этот справедливый порядок к тому, что мы имеем сейчас.
Максимилиан смутился. Он слушал философа, чувствуя, что не согласен, но не решался больше спорить с ним. Ему казалось, что философ, который гораздо старше и мудрее, должен знать лучше, но чувствовал, что слова Жан-Жака – не совсем то, что он хотел бы услышать.
Вскоре они распрощались. Карьера адвоката потребовала Максимилиана в Париж, а Жан-Жак вернулся к цветам.
Но через несколько дней после этой встречи, Жан-Жак увидел странный сон.
Ему приснилось, что он вновь, как много лет назад, бродит по дорогам, обходя города и селения, ночует, где придется и живет, будто нет рядом цивилизации с ее удобствами, а есть одна лишь беспредельная природа.
Но страну, поля которой он исходил еще в молодости, Жан-Жак не мог узнать.
Раньше он встречал сгорбленных, худых и хмурых крестьян, которые трудились на пашнях или безрадостно шли домой, напоминая бредущий в загон скот. Он привык видеть дворцы и замки, где каждый вечер множество напудренных и напомаженных дворян убивают время за болтовней, танцами и карточной игрой, салоны, в которых дамы и господа, хозяева земель тысяч неграмотных вилланов, обсуждают литературу и музыку.
Теперь Жан-Жак находил пустые или разоренные усадьбы, оставленные господами, видел поющих и танцующих крестьян, которые жгли кипы каких-то старых бумаг, смотрел, как по дорогам вместо нарядных экипажей проходят отряды солдат и вооруженных простолюдинов, украсивших одежды трехцветными кокардами.
Старый порядок, привычный и застывший как древняя статуя, куда-то испарился и Жан-Жак решил бы, что попал в другую страну, если бы отовсюду не слышал знакомую речь.
«Неужели наступило новое время, которое я не и надеялся увидеть?» - удивлялся Жан-Жак, видя, что королевские чиновники куда-то пропали, а крестьяне больше не бояться заходить в господские леса.
Он решил выйти к людям и узнать, какое чудо так изменило все вокруг. Зайдя в первую попавшуюся деревню, он увидел группу крестьян, которые что-то обсуждали, собравшись в круг.
Но не успел Жан-Жак их окликнуть, как его заметили.
- Смотрите, - крикнул один из крестьян, - вот он, вот он, держи его!
Все гурьбой бросились на Жан-Жака, быстро окружили его, сбили с ног и заломили руки за спину. Кто-то ударил его так сильно, что он начал задыхаться, глотая ртом воздух.
- Точно, он! – услышал Жан-Жак, когда его подняли на ноги. – Я его уже видел! Бродит тут, разглядывает, от людей прячется.
- Подозрительный!
- Это наверно аристократишка, - сказал кто-то, - из тех, заговорщиков, которых на прошлой неделе поймали.
- Да, да, говорили же, что кто-то из них сбежал.
- Значит так, - вмешался чей-то сильный голос, заставив остальных затихнуть, - его для начала запереть, потом сообщить в муниципалитет, а там будет видно.
Не давая сказать ни слова, Жан-Жака потащили к одному из домов, затолкали внутрь и заперли в пустой кладовке.
Он долго не мог прийти в себя, ошеломленный таким внезапным заключением. Он не понимал, как люди, на вид такие необычные и счастливые, оказались вдруг так жестоки, хотя он не сделал ничего дурного.
Жан-Жаку захотелось как-то высказать эти впечатления, но под рукой не было бумаги, отчего ему стало почти так же плохо как от побоев.
Вскоре его настроение изменилось. Подумав над случившимся, Жан-Жак так разозлился на несправедливое заточение, что решил не разговаривать ни с кем из этих грубых мужланов.
Поэтому, когда за ним пришли, он молча повиновался всем приказам, с нетерпением ожидая, что вот-вот его отпустят.
Его посадили на обыкновенную крестьянскую телегу, рядом сели конвоиры с ружьями и через некоторое время, за которое Жан-Жак не проронил ни слова, они приехали в большой город.
Хотя уже близился вечер, Жан-Жак заметил, что и в городе все поменялось. Как будто исчезли всякие различия между нарядным центром и грязными предместьями – всё превратилось в огромный пригород, населенный торговцами, ремесленниками, солдатами и прочим простонародьем.
Жан-Жака ввели в большой каменный дом, похожий на жилище богатого человека, из которого вынесли все дорогое убранство. На втором этаже он попал в комнату с белым мраморным полом и большими окнами, где за длинным столом сидело несколько человек.
- Вы знаете, почему вы арестованы? – спросил один из них.
- Не знаю! – нарочито громко ответил Жан-Жак. – Это вы мне скажите, зачем я арестован!
- Не смейте повышать голос перед трибуналом! Назовите себя, укажите возраст и ваше место жительства до ареста.
Жан-Жак улыбнулся и стал рассказывать о себе. Чем больше он говорил, тем удивленнее становились все сидящие за столом.
- Погодите! – перебил его один из них, - Что вы несете?! Да вы в своем ли уме?! Назовите ваше настоящее имя!
- Вы мне не верите? – возмутился Жан-Жак, - Кто угодно знает меня и подтвердит! Спросите кого угодно!
И Жан-Жак стал называть аристократов, философов и писателей, с которыми был знаком и снова потребовал, чтобы его отпустили или сказали, за что его задержали.
- Послушайте, - ответили ему, - если вы продолжите издеваться над трибуналом, вы горько пожалеете! Отвечайте, как вы относитесь к декретам Национального Конвента?!
- Какой Национальный Конвент? - спросил Жан-Жак, - Что это такое?
- Вы что, не признаете правительство Республики?!
- Я знаю, что наш государь – король Людовик… - заговорил Жан-Жак, но тут один из людей за столом громко хлопнул ладонью по столешнице.
- Достаточно! Того, что он сказал - достаточно! Как и того, что сообщили задержавшие этого несомненного заговорщика и врага Республики. У нас нет на него больше времени!
Жан-Жак почувствовал, как его снова схватили, заломив руки и выволокли из зала. Он громко возмущался и пытался сопротивляться, но получил только несколько крепких ударов.
Уже в ночной темноте его привезли в тюрьму, где бросили в набитую людьми камеру.
Все это так сбило с толку Жан-Жака, что он, потрясенный, теперь только растерянно оглядывался, не понимая, что происходит. Он, было, решил, что сошел с ума и попал в безумный мир, но боль от ударов, голоса людей, холод от каменных плит тюрьмы и пробежавшая у него по ноге крыса воспринимались так ясно, что совсем не походили на иллюзии.
- Эй, свеженький, в чем дело? – окликнули его, - Чего перед решеткой стоишь? Думаешь, выпустят?
Жан-Жак неуверенно подошел к спросившему и сказал:
- Простите, вы можете объяснить, что происходит? Меня посадили, хотя я ничего не делал!
- А мы тут все ничего не делали. Многие из нас просто «подозрительные». Вот, например, я был членом Народного общества, служил в ополчении, хотя у меня есть дети и поэтому меня вообще нельзя ставить под ружье. Но я хотел защищать страну от австрийцев и пруссаков, вступил в батальон, сражался, а потом, бац – и арестован. Слышал только что-то, что в нашем Народном обществе случилось какое-то заседание, возражали против террора. Я тогда вообще был в армии, но никто не хочет разбираться.
А вот Мишель, служил на флоте, всю службу немного откладывал себе на старость. Только он списался с корабля, как его взяли, забрали отложенные деньги, а их было не мало…
- Четыре тысячи ливров! – воскликнул Мишель.
- Да, четыре тысячи. Так вот, их у него забрали, а ему даже непонятно что приплели. Он не знает, за что сидит. Видно, за эти четыре тысячи и сидит. Кому-то они карман теперь греют. Это еще что, я слышал, тут сидят две сестры, им обеим за шестьдесят, они жили в такой глуши, что даже не знали про революцию.
А вон крестьянин Жак, он тоже не знает, за что сидит. Кроме своей пашни он ничего в жизни не видел. Но сидит, как будто он какой-то граф или сам король.
- Неужели и король в тюрьме? – удивился Жан-Жак.
- Уже не в тюрьме. На том свете наш государь. Казнили его.
Потрясенный услышанным, Жан-Жак забыл о своих бедах и стал расспрашивать незнакомца о том, что же случилось в стране и отчего начались все эти аресты и казни. Он слушал, как произошла революция, как началась война, как возник Конвент, и как установили невиданные ранее законы и свободы, как бежали дворяне и как казнили короля с королевой, как выслали священников и ввели новый культ. Только бедствия и нужда простых людей не исчезли вместе со старым порядком, как не исчезли жестокость, жадность и несправедливость.
Всю ночь Жан-Жак не мог заснуть, переживая эти невероятные события, словно сам участвовал в каждом. В нем осталась только жалость ко всем погибшим, от короля до крестьянина, и досада, похожая на чувство учителя, который видит, что ученики не поняли его урок.
Его размышления прервали солдаты, которые пришли за ним. Они смотрели на него немного удивленно, как на сумасшедшего, а Жан-Жак, выходя из камеры, думал: «Неужели меня сейчас казнят без суда, даже не объявив, в чем я виноват? Но ведь такая смерть - разве не лучшая смерть для философа? Хотя Сократ знал, что его казнят за его мысли, а я погибну черт знает из-за чего».
Его привезли к большому нарядному зданию в центре города. Жан-Жак узнал в нем королевский дворец.
Охранники завели его в небольшой кабинет, где за столом что-то писал хорошо одетый человек в напудренном парике. Рядом стоял длинноносый человек с маленькими губами.

- Так это вы выдаете себя за великого философа – сказал сидевший за столом, - А знаете ли, что я однажды с ним встречался? Очень хотелось бы поговорить с ним теперь. Впрочем, он давно скончался, а вы нисколько на него не похожи.
- Он очень хорошо сделал, что скончался раньше, чем все это случилось, - сказал Жан-Жак, - Иначе он бы тоже вас не узнал.
- Этот человек из тех заговорщиков, за которых ходатайствуют в Конвенте, - сказал длинноносый.
- Ты уже говорил, - ответил человек за столом, - Якобы мы не знаем точно, все ли они виновны. Наша беда не в том, что мы их не знаем, а в том, что мы недостаточно решительно их казним. Это нужно сделать как можно быстрее.
Они говорили, словно Жан-Жака уже здесь не было. Через несколько мгновений его в самом деле увели, но повезли не в тюрьму, а на Гревскую площадь.
А потом Жан-Жак проснулся.

Уж не Унылая ли Депрессия это написало? )))

Тише, ТСС!

Философ увидел реализацию своих идей и ужаснулся.
Франция это круто и антуражно, но почему не Маркс и Троцкий? Мне такое было бы ближе.
В целом рассказ-притча. Но было бы красивше, если бы философ сам навязывал Максимилиану революцию, а тот возражал.

не, так было бы не красивше, а притчеватее. Мораль очевиднее. Так что этот вариант - лучче.


Сам рассказ прочитался с трудом. хотя начинался интересно.

Завязав беседу, они пошли через сад. - неудачное построение

Я догадываюсь, что это такая манера разговора; т.к. это не авторский текст, слова не выглядят совсем уж паразитами, но тут явный перебор. Слово «народ», например, местами можно было бы заменить на «он», уже бы смягчилось.
Сколько раз слово «народ» встречается в первой части текста я даже считать боюсь.

Вы говорите, что правом обладает только народ, - говорил Максимилиан, - что суверен – это народ. Что народ не может уступить свое право никакому властителю, что властитель только исполняет народную волю, а единственный обладатель власти – народ. Вы говорите, что народ имеет право добиваться свободы, что лучший народ, это тот, который сбросил оковы. Но сбросить оковы, значит рано или поздно выступить против того устройства, которое держит народ в рабстве. Значит, кто-то должен…

- Знаете, - вновь перебил Жан-Жак, - Я думаю, раньше, чем исправлять существующий порядок, нужно исправиться самим людям. Никакого общественного счастья нельзя будет достичь, если люди останутся прежними. Даже если вы поселите нынешних людей в новом, прекрасном мире и дадите им самое справедливое общественное устройство, люди, если они останутся такими как сейчас, быстро низведут этот справедливый порядок к тому, что мы имеем сейчас.

Рассказ о вреде демократии?
Неплохой. Читается легко и интересно. В какой-то момент начинаешь сомневаться, что это сон (т.к. слишком длинный) и это плюс.
Очень достойный текст.

мммм... прочитав первые абзацы... Двое мужчин, сад с розами... какие-то ненужные нежности и забота друг о друге...
Мне стало довольно страшно читать дальше))))) Но на проверку все оказалось не так страшно.
Не плохой рассказ. Революция, свобода.. все это лишь для того чтобы власть пришла в другие руки, а нищета ,голод и жадность остались. Да, все так и есть. Констатация факта. Но все равно, спасибо за рассказ и удачи)

Братец Гримм, у вас анимешный аватар. А в я понской анимации много произведений, где мужчины друг другу... ну.. больше чем просто друзья... и сады с розами есть... в общем, вы должны быть привычны к таким сюжетам

Га-га-гасударь наш батюшка, на кого ж ты нас покинул...
Рассказ абсолютно не мой(как любят говорить Уши), хотя написан довольно хорошо.
Простите, автор, и прощайте.

Потому что Робеспьер и Руссо. Забавно. Легкая тягомотность повествования более чем компенсируется прелестью образа Руссо: эдакий перелицованный Толстой. Особенно, если сравнивать с реальным прототипом. Ужасно интересно: сознательный ход? Или просто "плясали" от "общественного договора"?

Понравилось. (Сама бы могла такое написать)

Т. е. потому что-потому? Автор конечно волен писать о ком хочет, но если есть отечественный аналог...

Слушайте, откуда Вы родом? Троцкий, по-моему, родился где-то под Херсоном. Маркс - вообще немец. При чем тут "отечественность"? Опять-таки, ни один из них не был настолько колоритен.

А что, Робеспьер и Руссо действительно встречались? Тогда вопрос снимаю.

По времени могли. У них разница в возрасте - лет 30-40 (не помню точно, проверять - лень). Что Робеспьер его читал - факт. Руссо тогда всегда читали.

Дык Маркса не то что читали, наизусть учили

Я вообще говорю о встрече теоретика с практиком. И о встрече теоретика с применением его теорий.

Есть очень интересная книга "Три портрета эпохи Великой французской революции". "Три портрета" - это биографии Руссо, Мирабо и Робеспьера. Насколько хорошо я понял Руссо из этой биографии, настолько сумел передать его характер в своей истории.

В той же книге упомянута легенда о встрече Руссо и молодого Робеспьера до революции. Увы, встретится во время революции они не могли, потому что Руссо умер в 1778 году.

Знаете, он у Вас получился как Толстой. Иконописный такой. Реальный Руссо, честно говоря, был несколько интереснее и поживее

Был отличный фильм. Называется "Радости интимной жизни". Попробуйте поискать на торрентах, Вам точно понравится.

Первая часть рассказа (до сна) мне напомнила Дюма. Когда-то что-то подобное о Руссо у него проскакивало. Респект!
Вторая - тоже здоровско! Увидеть обратную сторону медали, "подводные камни" собственной теории...
Спасибо автору!

О! Браво! Эта фраза меня сразила. Снимаю шляпу.
Расскажете как-нибудь про реального Руссо?

Проходя мимо, а реальный Толстой? Он не поживее? ))

Я уже было хотел схохмить, что автор - Эдвард Радзинский, но, заглянув в интернет понял, что вряд ли. У него щас неурядицы всякие, со здоровьем проблемы.
*со вздохом* Нет, не он. А жаль. Такая версия пропадает

>>Его привезли к большому нарядному зданию в центре города. Жан-Жак узнал в нем королевский дворец.
Какой именно дворец Руссо мог узнать в центре города? И какого города? Я смутно припоминаю, что дворцы монархов в новое время перестали выполнять функцию крепостей, поэтому строится стали подальше от центров городов.

Рассказ не завершен. Ну, проснулся философ. Что дальше? Он переписал свои трактаты? Нет. Тогда в чем смысл вещего сна?

Смотрится рассказ отрывком, а не законченным произведением. Для меня в нем нет ничего нового, ни в философском плане, ни в историческом или социальном. А большего в нем нет: описания скудны, характеры персонажей не прописаны, эмоций практически нет. В итоге лично для меня - ни о чем.

А для меня рассказ о чем. Народ должен писать законы и управлять государством, а в результате этих экспериментов мы получаем Наполеона, Ленина, ну и далее по списку, а также полуразвалившуюся страну, коррупцию и нищету ( Франция восстановилась, а мы когда? Только что вернулась из Европы, контраст разительный. Грустно!).

В тексте прозвучала фраза, что сначала «нужно исправиться самим людям», а это уже из индийской философии, буддизма. Надо работать над собой и тогда ты сможешь освободить мир от страданий. А кому это надо?

Рассказ понравился: сложный, непростой, философский. Хочется подключиться к разговору и привести свои аргументы, не соглашаться и спорить. Очень понравилась, что выбрана сцена именно в саду. Так среди роз и неспешной беседы – решатся судьбы не только Франции, ведь последующие потом события повлияют на весь ход мировой истории. Мог ли в реальности представить Руссо, как его слова, размышления, игра мыслей повлияют на судьбу миллионов люде и их потомков. Автор рассказа «дал» ему такую возможность Если бы Руссо знал, он бы стал бы писать…? Ну, а чем закончил Робеспьер все в курсе…

Понравился стиль, изложение, слог. Я в восхищении, как автору вообще пришла такая идея рассказа – они встретились через несколько лет и не узнали друг друга! Здорово! Спасибо

Я был готов ко всяким отзывам, но Koshka9 меня ошарашила.

Чем интересно?

Автор не был готов к тому, что кто-то его поймёт?

Или так интерпретирует, что Автор сам удивился: "А я ли это писал?"

Сначала я подумал, что это автор зашел под запасным ником и сам себя похвалил. Но автор - я... Вы ведь не я?

Просто мне трудно оценить свой рассказ настолько же хорошо. И я скорее согласен с критикой - что характеры набросаны бегло и невыразительно, что идея отличия идеала от его воплощения - не нова. Язык и стиль - я всегда думал что это мои слабые места.
Поэтому плохие отзывы меня не удивляют, это как сбывшееся ожидание, думаешь: "Ну, правильно, так и должно быть". А вот добрые отзывы сбивают меня с толку. Ваш был самым добрым.

Мне, просто, понравилось . Возможно еще и "лицом не общим выраженьем" (с)... Точно цитату не помню.

Видимо правильно сразу не комментировал. Дождался пушистую Так будет мягче.

Революции, бунты, восстания… Были и будут. Кровь проливалась не просто недавно… Она проливается прямо сейчас.
Естественно любое действо должно опираться на идеологический фундамент и фундаментов этих…
Видимо, Автору один из вариантов не понравился и тот был подвергнут своеобразной критике. Зачем?
Показать, что философы ошибаются? Это и так понятно, - бывает.
Сказать, что думать вредно? Ну не знаю.
Манифест вообще против изменений? Пустое…

П.С. А что надо делать Автор так и не сказал

Я хотел показать, что до начала событий еще можно свободно обсуждать, спорить, искать решения, но как только запущен механизм перемен, то этот механизм преобладает над любыми идеями. Никто уже ни с кем не спорит и ничего не обсуждает. Процесс побеждает мысль, именно поэтому спор в начале не получает никакого развития в конце. Поэтому и поднятые проблемы никак не разрешаются в финале - логика процесса, логика террора не требует никаких разрешений. Получается, что те идеи, которые лежат в основе перемен, никак не участвуют в процессе перемен, потому что, повторяю, процесс, действие, становится важнее мысли.

Моё не участвует в конкурсе, проверьте по списку.
В авторстве рассказа подозреваю Жан-Жака Корсо